ВОЙНА В ДАГЕСТАНЕ, ТЕРРОР В МОСКВЕ

Боевые действия в Дагестане велись между теми же противниками, что и в чеченской войне в 1994—1996 гг., но характер противостояния радикально изменился. На сей раз чеченские боевики нападали, а российская армия оборонялась. Изменилась и идеология боевиков. В 1994 г. чеченцев возглавлял советский генерал Джохар Дудаев, который отстаивал принципы светского государства и верил в возможность построить в республике собственную модель «социализма», а Шамиля Басаева в те времена «Московские новости» называли «стихийным чеченским социалистом»[251]. К концу 1990-х официальным принципом боевиков был политический ислам ваххабитского толка, а на деле серьезной идеологической основы у них вообще не было. Деньги и закулисные договоренности значили гораздо больше, чем любые принципы.

Даже в условиях оккупации 1995—1996 гг. Чечня пыталась сохранять более или менее управляемую армию и хотя бы видимость собственного «конституционного порядка». Но в 1999 г. в Дагестан вторглись вооруженные формирования, не подчиняющиеся никому, кроме собственных командиров и спонсоров, финансировавших вторжение. За годы, прошедшие после фактического получения независимости, проект создания в Чечне собственного национального государства потерпел явную неудачу. Вместе с ним рухнула и дудаевская идеология светского национализма. Радикалы, отказавшись от последних остатков левой риторики, перешли на позиции исламского фундаментализма, а генерал Масхадов, будучи официальным президентом, по существу утратил контроль над страной.

Известный исследователь Кавказа Георгий Дерлугян отмечает, что главной задачей Масхадова после окончания первой чеченской войны было «вернуть образованные кадры и найти ресурсы для демобилизации боевиков». Однако с этими задачами руководство республики не справилось. Когда ректор грозненского университета просил у Масхадова дополнительные средства для обучения участников освободительной борьбы каким-нибудь мирным профессиям, он «услышал в ответ лишь горько-ироничное предложение ранга бригадного генерала Ичкерии ради пущего уважения среди такого рода студенчества»[252].

Герои войны показали полную некомпетентность в качестве администраторов. Между бывшими соратниками начались острые конфликты. Республика оказалась поделена на фактически самостоятельные зоны. Чеченская верхушка, установившая после окончания войны неформальные связи с кремлевскими элитами, все более коррумпировалась. Неопределенность политического статуса республики, вызванная в первую очередь нежеланием Москвы признать ее независимость, способствовала формированию в Чечне криминальной экономики. Что вполне устраивало московских олигархов, проворачивавших здесь свои «неофициальные» дела.

Крушение чеченского национального проекта было прямым результатом сговора между лидерами сопротивления и московскими элитами. Этот проект не смогли полностью подорвать ни неудачи дудаевского правления в 1991—1994 гг., ни военная оккупация в годы первой войны. Но три года перемирия, сотрудничество с российскими чиновниками и олигархами в деле восстановления республики — и разворовывание выделенных на это ресурсов привело к полному разложению верхушки сепаратистов.

Пресса отмечала, что вторжение чеченцев в Дагестан накладывалось на борьбу за контроль над каспийской нефтью. Овладев Дагестаном, можно было контролировать нефтяные потоки, идущие на Запад. Все это происходило на фоне борьбы арабских и российских производителей за повышение цены нефти на мировом рынке. Еще до начала боевых действий Чечня закрыла нефтепровод, по которому на север поступала азербайджанская нефть. С началом войны был перекрыт и второй маршрут — через Дагестан. Это способствовало росту цен на сибирскую нефть, поставляемую Березовским, Потаниным и другими российскими олигархами.

Столкновение в Дагестане наложилось и на противостояние интересов в самом российском нефтяном бизнесе. Принадлежавшая Березовскому «Сибнефть» была заинтересована в том, чтобы азербайджанское топливо поступило в Европу как можно позже и стоило бы как можно дороже. При любом раскладе себестоимость добычи на севере куда больше, чем на юге, а поток нефти из Азербайджана будет способствовать падению цен на рынке. В то же время компания «Транснефть», занимающаяся строительством и эксплуатацией трубопроводов, была заинтересована в азербайджанской нефти, разумеется, при условии, что ей достанется соответствующий контракт. Показательно, что боевые действия в Дагестане совпали с обострением борьбы за контроль над «Транснефтью». Здесь противоборствующие стороны тоже применяли силу — был смещен президент компании Дмитрий Савельев, центральный офис был захвачен полицейским спецподразделением. По сведениям, просочившимся в прессу, Березовский финансировал дагестанский поход Басаева на паях с саудовскими спонсорами, которые тоже стремились перекрыть поток нефти с Каспия. Если эта информация верна, то можно сказать, что в Дагестане «Сибнефть» сражалась против «Транснефти»: первая использовала чеченских боевиков, а вторая — российскую регулярную армию.

Война 1999 г. не имела ничего общего с освободительной борьбой. Чеченские полевые командиры утверждали, что их позвали сами дагестанцы. Учитывая коррупцию, этнические и социальные противоречия в Дагестане, исламисты рассчитывали получить здесь массовую поддержку. Вместо этого против них поднялся буквально весь народ. «Люди в Дагестане действительно не любят власть, — констатировал корреспондент “Общей газеты”. — Но чужаков с оружием не любят еще больше»[253]. Надо отметить, что столь явное неприятие массами националистической и фундаменталистской пропаганды стало полной неожиданностью и для властей в Москве и Махачкале.

Ответом на вторжение боевиков в августе 1999 г. стало массовое вооружение дагестанцев. Люди продавали скот и машины, чтобы купить автоматы. Как сказал один из ополченцев московскому журналисту, взяться за оружие людей заставил «наш дагестанский интернационализм»[254]. Призывы раздать оружие народу вызвали панику среди местного начальства. Руководство республики не решалось ни отказать населению, ни принять его требования. Как отмечал корреспондент «Общей газеты», на заседании Госсовета Дагестана никто не решался выступать по существу. «Впечатление такое, что собравшиеся умышленно вязли в пустых и, в сущности, ненужных формулировках»[255]. Нежелание властей вооружать массы вполне понятно, но народ начинал терять терпение. Между властями и отрядами самообороны происходили конфликты. В районе Бабаюрта, где чеченские боевики повредили железную дорогу, около 300 местных жителей перекрыли федеральную трассу Махачкала — Астрахань, требуя оружия.

Потери армии в боях были невероятно большими — некоторые подразделения потеряли до 20% своего состава убитыми и ранеными, хотя, в отличие от противника, Российская армия применяла артиллерию, авиацию, танки. Летчики, не имевшие достаточного опыта из-за отсутствия горючего для тренировочных полетов, сбрасывали бомбы мимо цели, артиллерия била по своим.