Когда они спускались по лестнице, Шарлотта увидела, как внизу по холлу прошла горничная. Выпить чаю – это была хорошая идея. Только сейчас, после двух часов, проведенных среди пыльных книг, гостья ощутила, как пересохло у нее во рту.

– Иногда он полностью переплетал их заново, – продолжала Джуно. – Дора, пожалуйста, принесите чай в комнату с окнами в сад.

– Переплетал? – переспросила миссис Питт.

– Да, а что?

Шарлотта остановилась у подножия лестницы.

– В чем дело? – спросила хозяйка дома.

– Мы не проверили книги, которые он переплетал…

Миссис Феттерс тут же поняла Шарлотту. Ее глаза округлились, и реакция последовала незамедлительно.

– Дора, подождите с чаем! Я вам скажу, когда подать его.

Затем вдова повернулась к миссис Питт.

– Давайте вернемся и найдем их. Это идеальное место для тайника!

Они взбежали обратно по лестнице, приподнимая полы юбок, чтобы не запутаться в них, и быстро проследовали по коридору в сторону библиотеки.

Поиски увенчались успехом спустя полчаса. Джуно держала в руках небольшую, переплетенную вручную книгу по экономике Трои в скромной темной кожаной обложке с золотым тиснением. Стоя бок о бок, женщины читали открытую наугад страницу: на ней было написано, что сведения о ссуде будут присутствовать в письме, которое будет найдено после его смерти. Как только о ней станет известно, говорилось на странице, журналист получит последнее доказательство по уайтчепелской истории. Все встанет на свои места.

Миссис Феттерс бросила вопросительный взгляд на лихорадочно соображавшую Шарлотту. Та поняла далеко не все, но ссылка на Римуса, бросившаяся ей в глаза из книги, слегка дрожавшей в руках Джуно, была для нее более чем очевидна.

– Он заранее знал о своей смерти, – тихо сказала хозяйка дома. – Это часть плана по свержению правительства, не так ли?

Ее интонация побудила миссис Питт придумать какую-нибудь ложь в утешение.

– Похоже на то, – согласилась она, пытаясь понять, кто имеется в виду в записке. – Я знаю, о каком журналисте здесь идет речь, и вы совершенно правы. Это часть заговора, имеющего целью разжигание революции.

Джуно молчала. Ее руки, в которых она продолжала держать книгу, заметно дрожали. На следующей странице были приведены данные о количестве раненых и убитых в различных революциях, прокатившихся по Европе в 1848 году. На их основе была рассчитана вероятная численность погибших в Лондоне и других крупных городах Англии, если там тоже вспыхнет восстание. Смысл этих записей был однозначен.

Миссис Феттерс стала белее мела. Ее темные глаза, казалось, ввалились в глазницы. Следующие страницы они лишь мельком окинули взглядом. Там были изложены планы и возможности перераспределения богатств и имущества, конфискованных у тех, кто пользовался наследственными привилегиями. Этот документ содержал по меньшей мере дюжину страниц, и на последней из них был изложен проект конституции нового государства, возглавляемого президентом, ответственным перед сенатом – примерно как в республиканском Риме. Он носил неформальный характер и представлял собой свод предложений, но, казалось, не оставлял сомнений в том, кто должен быть первым президентом. Автор ссылался на нескольких известных идеалистов прошлого – в частности, на Мадзини и Марио Корена, потерпевшего в Риме столь блистательный провал, – а сам намеревался править в Англии.

Шарлотте не было нужды спрашивать, не Мартина ли Феттерса это почерк – она знала, что нет. Какое-либо сходство отсутствовало: Феттерс писал размашисто, бегло и немного неаккуратно, словно его энтузиазм опережал руку. Этот же почерк отличался четкостью, заглавные буквы были лишь немногим больше остальных, он имел небольшой наклон, и между строчками почти не было промежутков.

Миссис Питт взглянула на Джуно и попыталась представить, какие чувства она бы испытала, если б нашла подобное в комнате собственного мужа. Тезисы этого плана были страстными, идеалистичными, стихийными, яростными – и ложными. Никакие реформы не должны были проводиться за счет содержавшегося здесь обмана. Нельзя подстрекать людей к бунту, источником которому служат злоба и ложь. Нужно спрашивать людей, чего они хотят, и честно говорить им, чего они лишатся, добившись этой цели.

Шарлотта повернулась к вдове и увидела на ее лице ужас, недоумение и печаль, пришедшие на смену боли последних дней.

– Как я ошибалась! – прошептала она. – Оказывается, я совсем не знала его… То, что он планировал, просто чудовищно. Он растерял весь свой подлинный идеализм. Я знаю, по его мнению, это имело целью благо народа. Мартин ненавидел тиранию в любой ее форме… но он никогда не спрашивал, хотят ли они республику и готовы ли умереть за нее. Он все решил за них. Это не свобода. Это еще одна форма тирании.

Миссис Питт нечего было возразить ей, и она не знала, чем ее можно утешить. Джуно была права: план был проникнут высокомерием и предусматривал крайнюю степень деспотизма, какие бы гуманные идее ни лежали в его основе.

Миссис Феттерс смотрела вдаль, прямо перед собой, и из глаз у нее катились слезы.

– Спасибо за то, что не говорите банальности, – нарушила она наконец молчание.

– Давайте выпьем чаю, – сказала Шарлотта единственное, что в данный момент могло прийти ей в голову. – У меня такое ощущение, будто я наелась бумаги.

Джуно кивнула, едва заметно улыбнувшись. Женщины спустились вниз, и через пять минут Дора внесла в комнату поднос с чашками. Они молчали, поскольку, похоже, не могли сказать ничего осмысленного в процессе чаепития. В конце концов хозяйка дома поставила чашку на стол, подошла к окну и устремила взгляд на залитую солнцем лужайку.

– Я всегда испытывала дискомфорт в присутствии Джона Эдинетта, а потом ненавидела его за то, что он убил Мартина, – медленно произнесла она. – Да простит меня Господь, но я испытала радость, когда его повесили… – Ее тело напряглось, плечи поднялись, и все мышцы напружинились. – Но теперь я понимаю, почему он счел необходимым сделать это. Мне очень трудно… но я чувствую, что должна сказать правду… Это не вернет Эдинетта, но хотя бы восстановит его доброе имя.

Шарлотта не была столь уверена, что ей следует говорить то, что она собиралась сказать. Джуно вызывала у нее глубокое сострадание и вместе с этим несомненное восхищение. Но как же Питт? Мотив, побудивший Эдинетта убить Феттерса, в определенном смысле оправдывал или по крайней мере объяснял его преступление. Если б люди, присутствовавшие в зале судебных заседаний, узнали, по какой причине он сделал это, они наверняка не захотели бы, чтобы его повесили. Они даже могли бы подвергнуть Томаса нападкам за то, что тот вообще предъявил ему обвинение.

Однако Эдинетт отказался предоставить какие-либо объяснения. Откуда люди могли узнать о его мотивах? Даже Глив ничего не сказал – вероятно, и ему ничего не было известно. Миссис Питт вспомнила выражение его лица, когда он требовал у Джуно бумаги Мартина. Он не угрожал на словах, но угроза витала в воздухе, и они ощущали ее, словно холод, пробирающий до костей.