– И как вам?

Стальберг пожал плечами:

– Сойдет. Тем более что хутор, похоже, заброшен.

Ландон вгляделся. Никто не обновлял краску на подгнивших стенах лет десять, не меньше. Он бы не удивился, увидев объявление в сети.

Дом вашей мечты! Сельский покой и тишина. Усадьба девятнадцатого века, нуждается в ремонте.

Окна темные, даже фонарь у входа не горит. Скорее всего, пуст, хотя не исключено, что хозяева только что легли отсыпаться после праздничного застолья.

– Погодите… сделаю пару кадров, – в сотый раз повторил свою мантру Стальберг.

Ландон открыл багажник, достал ружье и повесил на плечо.

Стальберг посмотрел на него с удивлением.

– Я-то думал, в вашей стране оружие запрещено.

– Нет, не запрещено. Но да, учет очень строгий. Вы не можете прийти в магазин и сказать: “Дайте мне вон тот «вальтер», пожалуйста”.

Он вручил Стальбергу пистолет Улы Шёгрена.

– Полный магазин. Вы умеете с ним обращаться?

– No problem.

Пересекли шоссе и двинулись по проселку к Вальбру. Ландон принюхался. Он не стал посвящать Стальберга в свои опасения, но ему было очень не по себе. Его насторожил щит с надписью “Шведская свинина”. В крупных свиноводческих хозяйствах чаще всего были свои бойни. И если Юхан Сверд решил по какой-то причине избежать посредников, то… Что значит – по какой-то причине? Причина ясна. Ему наверняка доложили про Фалунду.

Постарался отогнать эту мысль. Во всяком случае, запаха бойни, запомнившегося ему в Укерё, он пока не чувствовал.

– Посмотрите-ка! – Стальберг замер, показал на внезапно пробивший кроны деревьев желтый прожектор и тут же, прошептав “о черт”, бросился на землю.

Из кузова, подгоняемые охранниками, по прогибающемуся пандусу спускались десятки растерянных, ничего не понимающих людей. Из полицейских заграждений сооружено нечто вроде коридора, по обе стороны стоят люди в форме с дубинками и плетьми. Ландону бросился в глаза захлебывающийся от крика пухлый малыш.

Стальберг, сидя на корточках, щелкал затвором, прикрывая ладонью широкоугольный объектив.

Ландона переполняла ярость.

Он поднял ружье.

Стальберг мгновенно бросился на него и прижал к земле.

– Вы спятили, Ландон! Вы что, не видите, сколько их?

– Мы не можем просто стоять и наблюдать… что ж это такое! Мальчонке не больше пяти.

– Ландон! – Стальберг с неожиданной силой вцепился в его руку так, что Ландон чуть не вскрикнул. – Вы спасете десять человек, а погубите тысячи, в том числе и нас с вами. Какого дьявола… вспомните, о чем мы говорили! Единственный способ их остановить – рассказать.

– Мальчик…

– Я знаю.

Ландон опустился на колени и, не выпуская ружья, уперся левой ладонью в холодную, влажную землю. Отвел глаза и уставился на белые шапки купыря в канаве. В очередной раз прислушался к беспрерывному чмоканью затвора камеры.

Людей ударами и пинками загоняли в низкое бетонное здание.

– Боже, боже… – шептал Стальберг, продолжая нажимать на кнопку затвора.

Человеческая масса рассосалась довольно быстро. Последнего тащили за ноги четверо, как больного зверя.

Чмоканье затвора.

Ландон взял Стальберга за руку:

– Довольно, Гэри…

Двор опустел, захлопнулась тяжелая стальная дверь.

Стальберг опустил камеру.

– Что же они творят там, внутри… Боже, боже… что же они творят?

– Возможно, ничего. Люди ждут очередь на бойню. Очевидно, пропускная способность…

Еще не закончив фразу, Ландон почувствовал, насколько неуверенно она прозвучала.

Скорее всего, дело обстоит гораздо хуже. Если они собираются держать их там, как Хелену, несколько дней, то почему тогда и охранники вошли в здание? Что им там делать? К тому же этот загон гораздо больше, чем в Фалунде, и свинарников не два, как там, а сколько?.. Он раз за разом принимался считать постройки, но все время сбивался.

– О нет… – пробормотал он, уже понимая, что сбываются худшие его опасения.

– Что – нет? – спросил потрясенный Стальберг.

Ландон не ответил. Он встал, не отрывая глаз от двора. Ни один охранник не вышел. Все оставались там, внутри. Двор совершенно пуст. Не выпуская ружья, он быстро двинулся к свинарнику. Стальберг пошел за ним.

– Что – нет? – повторил он вопрос – и ответа опять не получил.

Ландон замер. За бетонным свинарником он увидел невысокое белое строение.

– Не нет, а да. Они всё делают здесь.

– Не понимаю… – И тут же понял. Услышал ухающее, ритмичное дыхание какого-то механизма. – Это невозможно… как это может…

Ландон сжал ствол ружья. Вспомнил мальчика. Они могут написать сто тысяч статей, опубликовать их по всему миру, но воскресить его они не в силах.

– Мы опоздали, – сказал он без выражения.

– Вы уверены… но это же превосходит… этого же не может быть!

Крики людей?

Ни единого вскрика. Почему?

Ландон в ужасе смотрел на белый бетонный куб. Он уже видел нечто подобное в Укерё, но сознание отказывалось воспринимать реальность. Очевидно, в мозг встроен механизм, которому вменено определять грань между реальностью и ночным кошмаром.

Этого не может быть. Этого не может быть.

До сих пор есть люди, отрицающие Холокост. Возможно, это не их вина и не звериный антисемитский умысел: включается тот самый защитный механизм и запрещает признать реальность реальностью.

Этого не может быть, но это происходит.

– Что делать?

– Дождаться… – начал было Ландон и осекся.

Лицо пожилого профессора сделалось свекольно-красным.

– Должен же быть кто-то… забить тревогу, предупредить… – бормотал он первые попавшиеся слова чуть не сквозь слезы.

– Я вам говорил – он дьявол.

– Нет, не дьявол… Чудовище… не только он. Они все.

Ландон огляделся. Из-за горизонта уже выполз алый край утреннего солнца, небо окрасилось в нежный розовый цвет, обещая чудесный летний день. Всем, кому посчастливится его пережить, он наверняка будет вспоминаться как лучший в году.

– Мне нужен еще кадр. Я должен показать, что происходит там, внутри. – Стальберг внезапно перестал всхлипывать, голос звучал твердо и решительно.

Ландон промолчал.

– Если я буду писать… мы не имеем права оставлять малейшие сомнения. Конечно, может хватить… нет, не может. Все должно быть задокументировано. Не должно остаться ни единой лазейки.