– Денни, ты когда-нибудь влюблялся?

Он опустил взгляд на руки, сложенные на коленях.

– Да. Полагаю, влюблялся.

– В Англии?

Брат кивнул.

– Да. Это… впрочем, я не буду рассказывать.

– Она… была не из Друзей?

– Нет, она не была Другом, – тихо ответил он.

Рэйчел ощутила некоторое облегчение – она боялась, что брат влюбился в женщину, которая не может уехать из Англии, и счел нужным вернуться в Америку ради нее, Рэйчел. Что же до ее собственных чувств к Йену Мюррею – ничем хорошим это не кончится.

– Прости за жир, – внезапно сказала она.

Брат удивленно заморгал.

– Жир?

– Для чьего-то зада, как сказал Йен Мюррей. Его нет – пес съел.

– Пес съел… Значит, пес съел жир. – Денни усмехнулся уголками губ и провел большим пальцем правой руки по пальцам левой. – Ничего страшного, раздобуду еще.

– Ты голоден, – отрывисто сказала Рэйчел и встала. – Вымой руки, а я пока поставлю кофе.

– Было бы неплохо, спасибо. Послушай… – Он умолк, затем, поколебавшись, продолжил: – Друг Мюррей сказал, что ты его любишь – но не что он любит тебя? Довольно странный способ выражения чувств, не находишь?

– Нахожу, – ответила Рэйчел тоном, который давал понять, что она не хочет обсуждать поведение Йена Мюррея. Не собиралась она и рассказывать Денни, что Йен Мюррей не объяснился на словах, потому что слова были не нужны. Впрочем… – Возможно, он это сказал, – медленно добавила она. – Он что-то произнес, но не по-английски, и я не поняла. Ты не знаешь, что может означать «mo cree-ga»?

Лицо Денни прояснилось.

– Это на языке горцев, кажется, они называют его «гэльский». Понятия не имею, что означают слова, но я слышал, как Друг Джейми обращался с ними к своей жене при обстоятельствах, которые не оставляли иного толкования, кроме проявления его глубокого… чувства. – Он кашлянул. – Хочешь, я поговорю с ним?

Ее кожа до сих пор пылала, а лицо будто сияло от жара, но от слов брата в сердце словно осколок льда вонзился.

– Поговорить с ним… – повторила Рэйчел, тяжело сглотнув. – И сказать ему… что?

Она взяла кофейник и сумочку с жареными желудями и цикорием, насыпала пригоршню черной смеси в ступку и принялась толочь так, словно ступка была полна змей.

Денни пожал плечами, с интересом наблюдая за сестрой.

– Ты сломаешь ступку. А что ему сказать… сама решай. – Он по-прежнему не сводил с нее глаз, но теперь смотрел серьезно, без какого-либо намека на смех. – Если хочешь, я велю ему держаться от тебя подальше. Или заверю его, что ты питаешь к нему лишь дружеские чувства, и попрошу воздержаться от дальнейших признаний.

Рэйчел высыпала истолченную смесь в кофейник и залила водой из висевшей на столбе фляжки.

– А больше ничего нельзя сказать? – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Сисси, ты не сможешь выйти замуж за этого мужчину и остаться Другом. Ты ведь знаешь, ни одно собрание не признает подобный союз. – Денни помолчал и добавил: – Ты просила меня помолиться за тебя.

Не глядя на него, она молча отвязала полог и вышла. Поставила кофейник на угли, подбросила дров. Воздух у земли мерцал от марева и дыма тысяч других маленьких костерков. Над ними распростерлась ночь, черная, ясная и бездонная, и звезды сияли собственным холодным светом.

Когда она вошла в палатку, Денни лежал наполовину под кроватью и что-то бормотал.

– Что такое? – спросила она.

Брат вылез и вытащил с собой ящик, в котором хранилась их еда. Вот только теперь он был пуст. Уцелели лишь несколько гнилых желудей да погрызенное мышами яблоко.

– Что это? Что случилось с нашей едой? – потрясенно повторила Рэйчел.

Денни был красен и зол и, прежде чем ответить, провел по губам костяшками пальцев.

– Какой-то незаконнорожденный с-с-с… сын Белиала прорезал палатку и забрал еду.

Рэйчел почти обрадовалась нахлынувшему на нее гневу – он отвлекал от тяжелого разговора.

– Почему он… он…

Денни глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки.

– Очевидно, был очень голоден. Бедняга, – добавил он без жалости в голосе.

– Даже если и так, он мог попросить, чтобы его покормили, – выпалила Рэйчел. – Он вор, обыкновенный вор. – Она раздраженно топнула. – Ладно, я схожу и попрошу еды. А ты присмотри за кофе.

– Не ходи, не стоит беспокойства, – неискренне запротестовал Денни. Рэйчел знала, что он не ел с самого утра и сейчас был голоден. – Волки… – с чувством добавил он, но она уже надевала плащ и чепец.

– Я возьму факел. И поверь мне, тому волку, который наткнется на меня, когда я в таком настроении, очень сильно не повезет! – Подхватив сумку, Рэйчел вышла, и он не успел спросить, куда именно она направилась.

* * *

Рядом стояли десятки палаток. Настороженное отношение к Хантерам исчезло после того, как Денни побывал дезертиром, а Рэйчел завязала дружеские отношения с несколькими женами ополченцев, проживавших неподалеку. Она могла сказать себе, что стесняется беспокоить этих достойных женщин в столь позднее время. Или хочет услышать последние новости о капитуляции – Друг Джейми всегда знал о переговорах и поведал бы ей, что можно. Или что ей нужен совет Клэр Фрэзер насчет маленькой, но болезненной бородавки на большом пальце.

Однако Рэйчел была честной женщиной и не стала себя обманывать. Она шла к палатке Фрэзеров, словно ее тянуло магнитом. Магнитом по имени Йен Мюррей. Она осознавала это, считала свой поступок безумным – и не могла поступить иначе, как не могла изменить цвет своих глаз.

Рэйчел не представляла, что сделает или даже подумает, когда его увидит, однако все равно шла. Шла уверенно, будто на рынок; факел освещал утоптанную вьющуюся тропу, и на бледную ткань палаток, мимо которых она проходила, ложилась огромная изломанная тень.

Я подбрасывала дрова в костер и вдруг услышала чьи-то шаги. Я обернулась. Огромная тень загородила луну и быстро приближалась ко мне. Как в худших кошмарах, я попыталась закричать, но крик застрял у меня в горле. Я поперхнулась, и у меня вырвалось лишь короткое, полузадушенное «ип».

Чудовищное нечто, горбатое и безголовое, с пыхтением остановилось возле меня, и что-то со свистом бухнулось на землю, обдав холодом мои ноги.

– Я принес тебе подарок, саксоночка, – сказал Джейми, ухмыляясь и отирая пот с шеи.

– По… дарок, – слабым голосом повторила я, глядя на огромную кучу… чего-то. Затем я ощутила запах. – Шкура бизона!.. Ох, Джейми! Настоящая шкура бизона?

Она, никаких сомнений. Слава богу, не свежеснятая, хотя запах бизона до сих пор ощущался даже на холоде. Я села рядом и осмотрела ее. Отлично выделанная, гибкая и довольно чистая – без грязи, репьев, кусков помета и прочего багажа, который обычно носят живые бизоны. Огромная. И теплая.