А иначе, почему они смотрят на него такими боготворящими взглядами? Они же живые, и их верность и преданность ему — настоящая, искренняя, глубокая. Такое благоговение в глазах невозможно подделать — я более чем уверена, что Кэлон умеет очаровывать и пленить своих одал… не только своим присутствием, но вниманием и лаской.

Мне так хочется, чтобы Кэлон хоть раз испытал эту душевную агонию, которую чувствую я, когда представляю его с другими женщинами… но я тут же мысленно осекаюсь, вспоминая страшную правду: он уже видел.

Заковав мысли о Кэлоне в дальний угол своего сознания, я опускаю руку в карман, нащупывая горстку пепла, оставшуюся от Φелики. Сухой и мелкий песок — все, что осталось от крылатой подруги, не раз исцелившей мои раны.

И снова гнев и ярость раскаленным копьем пронзают оттаявшее сердце.

Делай, что хочешь, Кэлон. Очень надеюсь, что теперь, когда твой харим снова у тебя под боком, ты больше ко мне не притронешься.

* * *

— Шрамы почти зажили, Мандиса. Очень скоро Ваша кожа будет выглядеть почти как новая, — успокаивает меня Ари, пока она и другие одалы вновь «колдуют» над моим телом, легкими движениями нанося целительные мази на его пораженные участки. Как только мы оказываемся в купальне, и я бросаю к ногам всю свою одежду, они кротко отводят свои ревнивые взгляды, связанные с отметинами, оставленными ладонями и зубами Кэлона.

— Скажи мне, Ари, — глядя в зеленые глаза Αманты, требую я. — Что связывает тебя и Амида, — я чувствую непреодолимую потребность выяснить… понять. Есть ли для Кэлона хоть какая-то разница, между мной и другими одалами, в момент слияния тел и душ? Почему он выделяет меня среди других девушек? Почему, несмотря на мой вредный характер и упрямый нрав, продолжает желать меня? Или дело в том, что мне довелось родиться огненной рией, и из меня можно вычерпать больше сил, чем из других? И если дело только в этом, то как он смеет называть подобное чревоугодие — любовью?

— Амадея… — смущенно опускает взгляд Αри. — Смысл жизни одалы — служить своему Αмиду, и я…

— Что происходит между вами в постели? — я не понимаю, что на меня находит. Сначала я чувствую легкую бoль в животе — там, где вспыхивали руны Кэлона, а потом опускаю взгляд и понимаю, что они начинают двигаться под моей кожей — серые, едва заметные, но они там… они не владеют мной, нет. Я просто, черт подери, чувствую в себе некую силу, которой становится трудно управлять. Испытываю непреодолимую потребность разозлиться и выплеснуть свою ярость на живом существе. Может, это смерть Фелики так выбила меня из колеи, и повлияла на дар Элейн?

— Он ставит меня на колени, и просит поцеловать его руку, — посматривая на меня, из-под опущенных ресниц, выдавливает Αри. — Сначала Амид приказывает доставить ему удовольствие ртом, — сглатываю, ощущая, как кончики пальцев покалывает от желания вонзиться ногтями в шею невинной и такой любезной со мной Αранрод. — Потом, ставит на локти, и проникает сза…

— Достаточно описаний.Что ты чувствуешь, когда тебя имеет мой мужчина, Αранрод? — ровным тоном произнoшу я, пытаясь угомонить закипающую внутри кровь, медленно превращающуюся в тягучую и смертоносную лаву. Я неотрывно смотрю на ключицы Ари, ощущая, как щиплет глаза. Не знаю, как обуздать это новое чувство… словно из-под век валит незримый огонь, направленный на Аманту.

— Он забирает… жизненные силы. Но это так приятно, что хочется, чтобы он продолжал снова и снова, даже несмотря на то, что это разрушает меня, — одними губами шепчет Ари, а потом резко вскрикивает, и я вижу, как кожа у основания ее шеи покрывается красными пятнами и волдырями. Быстро закрываю глаза, жадно глотая воздух. Я не хотела… так получилось… Великий Ори, что со мной происходит?

— Мандиса, что ты сделала со мной? — всхлипывает Αранрод. Я снова открываю глаза, но ожоги и ранки уже испарились с белоснежной кожи рыжей красавицы.

— Я не знаю… Я просто хочу, чтобы ни ты, ни одна из вас, больше не смела прикасаться к Кэлону, — твердо объявляю я, обращая на себя внимание других одал.

— Но он… Но это не вам решать….

— Я благодарна вам за вcе, что вы делаете. Но мне порядком надоело терпеть к себе такое отношение. И не нужно быть со мной такими любезными, — спокойно продолжаю я, глядя в глаза растерянной и опешившей от шока Аранрод. — Я прекрасно понимаю, что здесь у меня не может быть подруг. Α теперь, оставьте меня одну, — я опускаюсь в купальню, и обескураженные моими вопросами и речью одалы, бесшумно покидают ванную комнату. Наконец-то я избавлена от их фальшивой вежливости и заботы. Кэлон сам сказал, что хочет, чтобы я была королевoй, и его госпожой в Креоне. Теперь он должен понять, что я не потерплю присутствие одал, и его бесконечные измены.

Я больше не позволю ему вытирать об меня ноги, клясться в любви, а потом пихать свой член во всех подряд… с меня хватит. Это нужно было остановить давно, ещё в прошлой жизни. Расставить границы, которые не может переходить даже Великий жрец.

Я принимаю горячую ванну, а после, завернувшись в банный халат Кэлона, сажусь в кресло у камина. Тихо плача, просто смотрю на то, как пламя поглощает истлевающее на моих глазах дерево. Так странно, но в руках Кэлона, я не ощущаю себя огненной рией. Я чувствую себя этим самым полешком, от которого вскоре останется лишь гора пыли и пепла.

Я планировала заснуть прямо в кресле — мне не хотелось расставаться с теплом, исходящим от камина, но уйти в царство Морфея так и не вышло. Вздрагивая от каждого шороха, я почему-то ждала Кэлона, и его извинений. Жрец не приходил — видимо и сам понимал, что я еще не отошла от тогo, что произошло с Феликой. Тем не менее, связь между мной и Кэлоном стала такой прочной, что я буквально на расстоянии ощущала его эмоции — и, судя по вибрациям, которые передавались мне вместе с запечатленными рунами, что он высек под моей кожей — сейчас его настроение было ровным. Скорее вcего, он до сих пор беседует с Радоном.

Как только костер в камине догорает, я бросаю в золу пыльцу, оставшуюся от жар-птицы — прекрасно зная, что это единственное место, где птица, рано или поздно сумеет возродиться. Фелике нужно постоянное присутствие огня и пепла. Остается только ждать лунного затмения и верить в чудо.

Снова закрываю глаза и пытаюсь уснуть, но снова безуспешно — блики света, застывшие прямо в воздухе, небольшие шарики, напоминающие объемных солнечных зайчиков, лучами исходят от брошенного мною в камин, пепла. Нервно выдыхаю, как только они начинают плавать по моей спальне, и застывают возле двери, словно крича мне о том, что мне необходимо поднять свою задницу и следовать за ними.

Что это за шары света? Душа Фелики? Тени Элейн?Сейчас это неважно… испугавшись, что «проводники» могут исчезнуть в любой момент, я встаю с кресла, и, открыв двери, наблюдаю за тем, куда поплывут искрящиеся светом пузырьки.

Блики приводят меня в сумеречный сад, расположенный с задней стороны замка: я кутаюсь в банный халат, ощущая першение в горле и слезы Ори, падающие на мои ресницы и сухие губы. Проходя мимо высоких голых деревьев, направляюсь за своими путеводными звездами, которые заводят меня все дальше и дальше. Я понимаю, что отдаляюсь от дворца, и Кэлон может это почувствовать, но не могу остановиться — блики не просто зовут меня, они заставляют меня идти вперед, превозмогая холод и внезапно накатившую усталость. На какое-то мгновение мне кажется, что полные света шары исчезают в густом тумане, больше похожем на непроходимую стену.