Ума не приложу, что случилось с Костяном в тот день. То ли абстинентным синдромом он маялся, то ли просто был не в духе, то ли монструозный Огрызков особо жестко и изобретательно его отдрючил… Это все пустяки и не суть. Суть была в той престранной линии поведения, которую выбрал Костян.

Ну пришел ты в гости к приятным людям, так держи себя скромно, с достоинством. Не роняй, мать твою, честь мундира! Нет, куда там… Костян, совершенно не обращая внимание на Насадного, как будто того тут и нет вовсе, принялся колядовать, да скоморошничать. И такие шутки-мишутки отмачивал – это просто «Гитлер капут!», только шапочку держи!

И вот что, ребята, самое глупое: очень уж он фамильярно, запросто со мной обращался.

А ведь я, прошу отметить в протоколе, в данный момент не просто частное лицо и симпатяга Фил. Я старший по званию в «Куранте». Под моей ответственностью сейчас и это беспокойное хозяйство, и Служба, и вообще за все, что происходит в Третьяковке, я отвечаю. Тут в сейфе одних радиостанций на пять косарей грина! Про «Принцессу Грезу», «Незнакомку», «Утро стрелецкой казни» и прочее вообще молчу. Это тоже каких-то денег стоит.

Да все бы хрен с ним! Кабы вот не Насадный, молча сидящий в метре от меня, я бы вовсе не расстраивался. Но Насадный сидит здесь, молчит, и хер его знает, про что он там себе думает.

Я и без того немного взволнован присутствием помпотеха, только и мыслей у меня сейчас: как бы мордой в грязь не ударить при начальстве. Командую, конечно, парадом, но на последнем издыхании, потому что рефлексы руководителя выработались во мне еще не в полной мере. И вот в самый неподходящий момент приператся абстинентный Костян, как будто специально задавшийся целью замочить мою репутацию в сортире!

Чертов брандмейстер отжег самый настоящий обезьяний шабаш… Он как орангутанг развалился на священном кресле Е.Е. и без остановки нес всякую несусветную дичь. Все, надеюсь, видели бенефисы артиста Петросяна? По сравнению с тем, что устроил Костян они бесспорный Монблан юмора и репризы.

А сам-то – гиббон свинорылый, – небрит, китель нараспашку, галстук где-то за ухом, из-под рубашки топорщится какое-то немыслимое казенное исподнее. Тьфу, прости господи! В общем и целом, имеет вид отступающего от Москвы француза. Причем такого… из тыловых частей, каптенармуса задристанного. Так мало ему всего этого. Он еще (псина, ненавижу!) не забывает демонстрировать абсолютное неуважение к нашей нелегкой работе. Звонит из залов Владик Ходунков по SLO с докладом – Костян не может остаться равнодушным, влезает со своими юмористическими комментариями, подпукивает чего-то дико остроумного, будто его за язык семеро тянут!

Насадный по-прежнему не отсвечивает и делает лицо «маркиз, мы с вами не знакомы», но совершенно очевидно, что он ожидает от меня уже внятных реакций и решительных действий.

Небось, думает: «Хорошенькое, суканах, дельце! В штаб-квартиру Службы безопасности вваливается какой-то пожарный замухрыш, и ведет себя здесь как у девок в борделе! А этот… сотрудничек старший сопли жует. Кто его вообще назначил?!».

А я-то что? Я растерялся немного и совершенно не знал, что мне теперь с этой лейтенант-макакой делать. Выгонять? Трудно выполнимо и вообще скандал. Вдруг он упираться начнет, драки тут мне только не хватало… Оставлять? Уже совершенно невозможно, потому что Костян, повторяю, ведет себя исключительно бестактно. И еще вдобавок семечки принялся грызть!

Я с натянутой улыбкой спрашиваю его очень осторожно:

– Слушай, Костя, тебе чего надо?

Костян, сплевывая шелуху в кружку Евгения Евгеньевича, небрежно так бросает:

– Мне-то? Так я может это… Я может Пашу Тюрбанова жду, ага! У нас репетиция может сегодня вечером.

Тем самым этот жалкий мартышк полностью дезавуировал себя. То есть он тут выездное заседание областной филармонии устраивает не по службе, а обляпывая личные делишки. И еще Павла Макаровича замазал… Нарочно он, что ли, в самом деле?!

Я отбираю у него кружку и сообщаю:

– А Паша-то теперь в «зоне А», Толя. И будет вероятно не скоро.

Огнеборец мне в ответ:

– Так я и не спешу никуда, я его тут подожду.

И по новой дает Петросяна. И плюет шелуху уже прямо на стол, на Бортовой журнал и вообще куда попало. Насадный молчит, ждет, чем представление кончится. Н-да…

У меня начинают возникать уже самые странные и дикие мысли. А вдруг Насадный специально приехал именно на меня в деле посмотреть? Вдруг это провокация и поджог Рейхстага? Вдруг эта иуда пожарная в сговоре, и не просто так старается? Да нет, это уже маниакальный бред. Пустое и вздор! Не может быть…

– Товарищ лейтенант! – взываю я, скрипя зубами. – Вы чего тут забыли, а?

«Товарищ лейтенант»! Это же последнему кретину будет ясно, что совсем неспроста я так официально выражаюсь. Но нет, Костяну все еще невдомек…

– Говорят же тебе, я Пашу Тюрбанова жду. Не парься! – смеется он надо мной.

Я начинаю терять сознание:

– Так пойдите, подождите его в другом месте, товарищ старший лейтенант.

Я ему даже в звании прибавил от волнения, а сам рукой этак незаметно помахиваю, мол, «изыди, ирод, не позорь перед начальством!». Но Костян только хохочет как деревенский полоумный, и каждой следующей фразой все сильнее и сильнее подрывает мой авторитет:

– Да не твое дело, Фил! Отвали. Я, может, противопожарную сигнализацию проверяю, ха-ха!

И закидывает свои копыта в голубых подштанниках на стол! Блять, вот же баран! Я чуть его не стукнул. Но нельзя – Насадный… Надо как-то его на голом авторитете заломать, показать свое дипломатическое искусство.

– Ну, проверили, и давайте уже, ступайте отсюда. Здесь посторонним быть не полагается! – делаю я последнее, отчаянное усилие.

И тут Костян не находит ничего лучшего, как ответить мне таким оригинальным образом:

– Да пошел ты, Фил на хуй! Я не посторонний, я офицер! Смотрю, у вас вон кофеварка стоит, а разрешение пожарной охраны на нее есть? Сейчас протокол составлять буду…

Я не дал ему договорить. Эдак, думаю, еще немного и просто не останется другого выхода, как наварить ему в щщи! Это будет единственной возможностью сохранить собственное лицо. Прихватил я лейтенанта за ремешок, и быстро вынес его вон из дежурки.

– Ты охуел, что ли, Костя?! – хрипло шепчу, едва прикрыв дверь. – Какого… ты тут при Насадном выёбываешься, как вошь на гребешке?!

Костян немного побелел и говорит мне ослабевшим голосом:

– Ой, Фил… Я же не знал, что это тот самый Насадный! Я думал к вам какой-то новый паренек на работу пришел устраиваться.

Я отнес его уже достаточно далеко от дежурки.

– Ты не думай, милай! – заорал я, должно быть некрасиво при этом кривя рот и брызгая слюной. – Тебе это вредно, понял?! Ты ослеп? Не видишь, что я тебе, блять, знаки делаю?!