Будь она неладна, эта печаль. Сам расставь себе сети, запутайся, скукожься от вины и стыда. Жить – злоехидное занятие. Не бери с жизни пример, позаимствуй у нее стиль – этот блистательный стиль бодрости. Освежи себя надеждой, не умопомрачительной по наглости, а благородно скромной, опрятно одетой, в галстуке. В таком виде обычно женятся или в гроб ложатся. Первое уже поздно, второе – рановато.

Однозначно ответь на «глубоко волнующий и острый» вопрос одного из персонажей Дона-Аминадо: «Имеет ли право человек в возрасте после шестидесяти называть себя дитятей или же, так сказать априори, он считается отцом семейства и в споре между отцами и детьми обязательно должен находиться на стороне отцов и действовать как таковой?» Определись – и действуй «как таковой».

В этом возрасте кто-то ухаживает за девушками, а кто-то – за рыбками. Ты продолжаешь ненавидеть рыбок. «Сколь ни смехотворна любовь, – рассуждает А. Ислер, – в молодости ее можно извинить и даже приветствовать как некую новую стадию в развитии человека, как веху, отмечающую, что он осознал наличие в мире еще кого-то, помимо себя. Она может быть даже прекрасна: беззубые десны младенца и впавшего в младенчество старика – не одно и то же».

Перестань пялиться на хорошеньких девушек: они интересуются ровесниками твоих внуков. Когда ты оборачиваешься на юных красавиц, в твоем взгляде больше маразматического, чем восторженной взволнованности. И пусть тебя это не уязвляет. Сказала природа: довольно – значит достаточно. Не будь опрометчив – силы и сердце уже не те. Тебе не грозит испортить кульминацию поспешностью. Не утруждай себя любовными хлопотами, любовь – это жизненный десерт, яркий комплимент, но не для тебя.

Мы живем, влюбляемся, совершаем стыдные и прекрасные поступки, мечтаем о лучшей доле, уродливо ревнуем, бросаем курить, мучаемся неразрешимыми проблемами, пьем кофе, слушаем про день рождения, жмуримся от ослепительного зимнего солнца. И нас всех настигает испытание, то или иное, чаще всего именно то. Здесь неловок вопрос «почему меня?». Значит, пришла пора. «А если это любовь?!» – можешь ты поинтересоваться. Прости, но тебе уже не в ту сторону.

Аледо Луис Мелони в «Песнях из глины» с правдой, щемящей сердце, признал: «Человек приближается к осени, как к ничьей земле: для смерти еще слишком рано, а для любви уже слишком поздно».

У каждого льва свои блохи, но у всех львов они наличествуют. Как иногда случается: идет, например, человек по улице, заглядится на девушку, поскользнется, хлопнется оземь, и у него отшибает сердце и мозги. Когда страсть берет свое, в первую очередь повышается артериальное давление и страдает голова. В этом возрасте, который за глаза называют «непристойным», регрессирует память и, что весьма опасно, не забывается поцелуй.

Не ошибись адресом. Весна, к примеру, заговорщически ухмыляется, подталкивает одобрительными смешками. Оцепеней от надежд, почувствуй укол ревности к молодым, встряхнись, сбрось пелену мечтаний – и не выходи на сцену любовного сюжета, скажи, что у тебя нет времени сентиментальничать. В противном случае попадешь в невыразимое словами, неподвластное уму чувство, которое задушит тебя. Пробурчи извинения и ретируйся, пока тебя не сбила с ног сила, куда посерьезнее трамвая. Девушек воспринимай как инопланетянок. И не улыбайся им, а то осклабишься, слюни потекут и все такое. Произнеси лучше комплимент, не худосочный и постный, а пышно-цветистый, как когда-то умел.

Удовольствие ищи не во влекущих наслаждениях, а в добротополезных.

Ты убежден, что чувство вдруг наградит возвращенной молодостью. Не соблазняйся подобными мыслями, лучше прислушайся к Вольтеру: «Сердце не стареет, но как мучительно селить божество в развалинах!»

Если с тебя снять плющ обаяния, стряхнуть фиговые листочки иронии, откроется развалюха. Предпочти физическому эстетическое: музей – главное блюдо, на гарнир – путеводитель по музею. А если вдруг наскребешь витальности по сусекам и женишься, знай: ты будешь самой желанной достопримечательностью в телепрограмме «Это вы еще не забыли». Сомнительна любовная грация утомленной природы. На ТВ тебя будут разглядывать, точно ты ветеран енот-полоскун, сбежавший из уголка дедушки Дурова.

Близкий случай прокомментировал Г. Товстоногов, создавая портрет одного из персонажей Н. Островского: «Сколько ему лет – неизвестно. Но не менее ста – ста двадцати по виду. По уму пять – шесть, по резвости – двадцать пять – тридцать».

И поэтому лучше и выгоднее грустно посмотреть на понравившуюся девушку, а когда она пройдет мимо, украдкой послать ей вслед воздушно-капельный поцелуй и побрести на процедуры в поликлинику.

По этому вопросу все, кажется, сказано. Хотя не все сказано. Ну-ка давай прислушаемся к парочке соображений твоего ровесника – 60-летнего героя Уильяма Голдинга. Итак, первое: «Полная перемена образа жизни. Никаких иллюзий. Могу подкатывать к любой девушке, и никто мне не скажет «нельзя», кроме самой девушки».

Теперь второе: «Удовольствия. Вот так я решил. Тебе ведь только за 60, сказал я себе, можно еще продолжать подвиги молодости, не оглядываясь поминутно назад. Свершай. Этот глагол должен остаться непереходным. Иди, старина, и свершай. Свершай заново. Раз ничего нельзя поделать, можно с тем же успехом что-то делать. Получай удовольствие, милый. Тут я принялся размышлять, на какое самое двусмысленное совершение я способен. Я истинно христианское дитя ХХ века, так что не подумайте, что я вляпался во что-то такое с молодыми девушками или детьми, вовсе нет».

И еще одна мысль в копилку твоей мудрости. В романе Сола Беллоу «Планета мистера Сэммлера» дается развернутый портрет твоего ровесника, которого обуяли несвоевременные мысли: «Уэллса на седьмом десятке преследовали мысли о девочках. Он приводил веские доводы в пользу радикального пересмотра сексуальных отношений соответственно с увеличившейся продолжительностью человеческой жизни. В те времена, когда среднестатистический индивидуум доживал лишь до тридцати лет, человечество, изнуренное трудом, недоеданием, болезнями, приходило к сексуальному финишу уже на третьем десятке. Ромео и Джульетта были подростками. Сейчас, когда в цивилизованном обществе продолжительность жизни достигла семидесяти, прежние нормы беспощадной краткосрочности, раннего увядания и неизбежного истощения должны быть отброшены».

Да, постепенно этот вечный страх человечества, порожденный быстрым увяданием земной красоты и радости, должен исчезнуть, его непременно должна сменить высшая мудрость удлинившейся жизни.

Перейдем к другому, поговорим о том, как ты должен поступать.

Надежды, что жизненный эксперимент осуществится, оставили тебя, попытайся опереться на то, что незыблемо, – на продолжение строительства чего-нибудь оптимистического: принципов, дачного домика, воли, модели автомобиля в пропорциях 1:100 или веры в то, что жизнь бесконечна и исполнена смысла. Поменяй зрение, перестань любоваться пейзажами, лучше попытайся увидеть себя в пейзаже перспективы. Измени свой жанр. Ты ранее практиковал какое-нибудь ремесло, теперь пора становиться философом-стоиком. Стань необходим самому себе и не разочаровывайся. Занеси себя в Красную книгу вечности как образец уникальности, незаурядности и банальности. Такое сочетание при всей своей обидности справедливо. Ты не просто представитель зоологического вида, ты человек, который мечтал, надеялся, верил, как, собственно, все до тебя. И как у всех до тебя, твой жизненный проект провалился. Жизнь поставила оскорбительную отметку и отправила на переэкзаменовку. Если доживем до осени, уже не пытайся пересдать экзамен. Вопросы поменяются. Итоги предрешены.