пороки. Нужно же людям о чем-то писать. Кстати, давай снимем номер для новобрачных, чтобы сразу убить двух зайцев? — Дима поиграл бровями.

— Я отказываюсь быть зайцем, — очень серьезно ответил Роман.

— Капец вы скучные.

— Нет, может, Яна тебя и поддержит. Это же только я против, — все тем же серьезным тоном ответил Роман, и Яна наконец сообразила, что они оба шутят.

Видимо, на нервной почве у нее напрочь отбило чувство юмора.

— Ян, давай лучше с тобой в отеле ночевать? Крестовский зануда, — широко улыбнувшись, предложил Дима.

— Пожалуй, воздержусь, — улыбнулась в ответ Яна, хотя на минуту и допустила мысль о том, что тоже могла бы переночевать в отеле, потому что дома ее ждала мама.

Яна из параллельной вселенной, наверное, так бы и поступила: сбежала бы в отель, чтобы сидеть на балконе и смотреть на звезды. Обычная же Яна согласилась на предложение ребят вызвать ей такси и отправилась домой.

Она вышла из машины за два квартала от дома и медленно побрела по ночной улице. На душе было гадко. Получалось, что она так и не приняла ничью сторону. Она врала матери, врала мальчишкам, врала боссу, врала Сергею Евгеньевичу. А самым паршивым, пожалуй, было то, что ее не беспокоил собственный моральный облик. Ей было тошно от осознания своего одиночества и отсутствия поддержки. Наверное, поддержи ее сейчас мама, и Яна стала бы на ее сторону, лишь бы не чувствовать себя всем чужой.

В окнах их квартиры горел свет, и Яна, усевшись на детские качели, минут пятнадцать качалась, глядя на окно кухни, и думала, что было бы, если бы Алексей Волков признал ее своей дочерью. Качал бы он ее на качелях в детстве? Водил бы в кино? Яна так и не узнала, занимался ли он детьми, или ограничивался тем, что обеспечивал им безбедную и беспроблемную жизнь. Впрочем, как показало время, проблем у Волковых-младших хватало: неврозы, панические атаки, абсолютная неприспособленность к жизни. О том, что она сама, кажется, такая же, Яна старалась не думать. Ей хотелось верить, что, прими Алексей Волков много лет назад другое решение, она не мерзла бы сейчас на этих качелях, вглядываясь в желтые пятна окон и гадая, в каком настроении мама.

В итоге определить мамино настроение не удалось. И это было странно, потому что склонную к вспышкам раздражения маму она привыкла читать по малейшему изменению взгляда. А вот сейчас та молча смотрела, как Яна раздевается в прихожей, и было совершенно непонятно, о чем она ду­мает.

— Что случилось? — не выдержала тягостного молчания Яна и, повесив пальто в шкаф, повернулась к маме.

— А у тебя, доченька? — негромко спросила та, вглядываясь в Янино лицо.

— Ничего, — улыбнулась Яна, понимая, что, если дело дойдет до суда и ареста и на нее вот так будет смотреть какой-нибудь дознаватель, она тут же умрет от страха.

— Зачем ты ходила в клуб? — все тем же тихим и, пожалуй, даже ласковым тоном спросила мама.

— Меня Лев Константинович попросил пойти с Димой. Тот был расстроен и…

— Это было вчера, Ян. А я спрашиваю про сегодня. Ты отпросилась с работы, полдня где-то болталась, а вечером пошла в клуб с этими пацанами, как будто ты им ровесница или подружка. О чем ты вообще думала?

С каждым сказанным словом голос мамы становился все громче, и к концу фразы Яна поймала себя на том, что втянула голову в плечи.

— Там вчера Диме кто-то подсыпал наркотики.

Яна чувствовала себя предательницей, но не могла молчать под этим взглядом.

— А ты здесь при чем, доченька? — вновь спокойным тоном сказала мама. — Это его жизнь и его проблемы.

Перед мысленным взором Яны возник Дима, сидевший напротив нее в кафе. Смущенный и неожиданно очень близкий.

— Но ведь это неправда, мам. Он не принимает наркотики. Он нормальный. Это ведь все подстроено.

Голос Яны дрожал от страха, но она все-таки это сказала. Ожидала, что мама взорвется, но та неожиданно улыбнулась и предложила:

— Пойдем чаю попьем.

Они вновь пили чай, и Яне все больше казалось, что она сходит с ума. Сидя на привычной кухне вместе с безмятежно улыбавшейся мамой, сложно было поверить в наркотики, спровоцированные приступы аллергии и провокации с самолетиком. Пожалуй, удержаться в здравом уме ей позволяло лишь осознание того, что мама каким-то образом узнала о том, что Яна и Роман были сегодня в клубе вместе с Димой.

— Ян, поздно прикидываться наивной девочкой, — мама поставила чашку на стол. На ее лице больше не было ни тени улыбки. — Ты прекрасно понимаешь, что происходит. Более того, ты в этом участвуешь.

Яна уставилась на маму, не веря своим ушам. До этого ведь та говорила совсем иное: «Ты ничего не знаешь, просто живешь своей жизнью…» А теперь вот обвиняла в соучастии.

— Но я же ничего… — начала Яна, но мама прервала ее лепет:

— Нет, Яна. Именно ты подложила самолетик Димке. Именно ты вымыла чайник после лимонного сиропа. Ты была с ним в клубе, когда ему подсыпали наркотики.

— Но я этого не делала.

— Ну как же не делала, доченька? Это все зафиксировано на камерах.

— Ты хочешь меня подставить? — сглотнув, прошептала Яна и сама испугалась вырвавшегося предположения. Это ведь ее мама. Так не бывает.

— Ну что ты, солнышко. Как тебе такое в голову только пришло? Я ведь все это затеяла для твоего будущего. Я просто пытаюсь тебе сказать, что не стоит задавать ненужные вопросы, а главное, не стоит делиться ни с кем своими наблюдениями. Не знаю, что там тебе наплел этот мальчишка, что ты так его защищаешь, но…

— Кровь не вода, — произнесла Яна то, что не раз слышала от матери, когда та твердила, что Волков — ее отец, а значит, Яна является его наследницей по праву их родства.

— Какая кровь, Яна? Хватит быть идиоткой! Он тебе не брат. Он знать о тебе не знает, а если бы знал, ты бы увидела его истинное отношение. Да он бы тебе глотку перегрыз. Ты ведь претендуешь на часть его состояния. Именно от этого я пыталась уберечь тебя всю жизнь. Ты получишь все, и никакие выродки у тебя этого не отнимут.

Мама не кричала, нет. Но она говорила это все с таким страшным лицом, а главное, с такой верой в свою правоту, что Яна оцепенела. Она знала за мамой склонность к резким переменам настроения, знала, что порой мама принимает антидепрессанты, но всегда была уверена, что мама не причинит ей вреда. Наверное, ничего не изменилось, ведь мама по-прежнему за нее, но вот эта дикая ярость в отношении детей отца, которые ни в чем перед ее матерью не провинились, испугала Яну до холодного пота.

— Я поняла, — поспешно кивнула она.

— Ну и хорошо, — тут же улыбнулась мама. — Не волнуйся. Я не делаю ничего плохого. Они все делают сами, а я просто фиксирую их ошибки для истории.

Яна могла бы возразить, что все произошедшее с Димой — это никак не его ошибки. Но, кажется, мама жила в альтернативном мире.

— А что будет дальше?

— Да ничего особенного, солнышко. Волкова, я имею в виду Сергея, посадят за хищения, а ты станешь опекуном девочки. Никто же не отдаст опеку наркоману.

— Я? — испуганно воскликнула Яна, представив, что ей придется отвечать за Лену, находить с ней общий язык.

— Да не пугайся ты так, солнышко. Это же только по бумагам. У детей налажен быт. Они живут себе и в ус не дуют.

Яна несколько секунд разглядывала маму, пытаясь понять, не розыгрыш ли это. Нет, судя по тому, как все было обставлено, итог с признанием Яны опекуном был, пожалуй, закономерным, но это же… бред!

— Мам, я не могу быть ничьим опекуном. Я не справлюсь.

— Еще раз, Яна: тебе не придется ни с чем справляться. Все сделаю я.

— Но какое ты имеешь к этому отношение?

— Ну я же не брошу свою дочь в затруднительном положении, так? — ласково улыбнулась мама.

Яна видела эту улыбку с детства. Яна привыкла