Любому ясно, что быть президентом Соединенных Штатов, особенно в военное время, – работа не для слабонервных. Беспокойное президентство Джонсона было отмечено войной, в целесообразности которой многие сомневались, общественными потрясениями, но также пионерскими программами социальной защиты и техническими триумфами. Подобно своим предшественникам и преемникам, в космических делах он пытался усидеть на двух стульях, не упуская ни одного из противоречивых аспектов космической экспансии. Оставаясь в рамках американской послевоенной практики «технологического антикоммунизма», он отстаивал подход, который Уолтер Макдугалл называл «благотворным двуличием научного сотрудничества и инженерного соперничества». Поддержка Джонсоном высокотехнологичных средств военной разведки и публичное признание им успеха испытаний системы ASAT послужили страховкой для мирных инициатив. Он считал, что интересы национальной безопасности требуют присутствия в космосе военных, но отсутствия там орбитального оружия.

Всего через несколько дней после того, как Джонсон внезапно оказался в президентском кресле, он дал понять представителям космической индустрии, что Соединенные Штаты не откажутся от своего обязательства преследовать «в космосе мирные цели на благо всего человечества». Соединенным Штатам необходимо было предстать перед всем миром в роли борца за мир, чтобы помешать работе Советского Союза над спутниками-бомбардировщиками. Один из способов продемонстрировать свое миролюбие заключался в том, чтобы открыть прежние военно-космические программы для широкого гражданского использования. Двумя такими программами были «Транзит» – программа спутниковой навигации ВМФ и Nimbus – система спутников NASA, которые регистрировали и измеряли параметры облачного покрова, химического состава атмосферы, озонового слоя и морского льда. Другим способом выглядеть миролюбивыми было продолжение поддержки кооперативных научных предприятий, начавшихся еще в рамках Международного геофизического года и продолжавшихся при Кеннеди, – не программ высадки на Луне, которые Джонсон хотел оставить односторонними, а менее амбициозных, как, например, спутниковые исследования магнитного поля Земли, космической связи, и наконец, обсуждавшаяся советскими и американскими научными делегациями с декабря 1964-го по сентябрь 1966 года совместная гражданская космическая миссия. Третьим способом было прямо и демонстративно добиваться принятия ООН договора о контроле за вооружениями в космическом пространстве.

К этому моменту, как считает Мольц, политические лидеры «уже начали понимать, что космос стал иметь слишком большую ценность, чтобы использовать его в военных целях». В декабре 1963 года Генеральная Ассамблея ООН приняла Декларацию о принципах, утверждающую, что «исследование и использование космического пространства должны происходить во имя блага человечества и на пользу государств, независимо от степени их экономического или научного развития», и выражающую общее желание «вносить вклад в широкую международную кооперацию в научной сфере, а также в правовых аспектах изучения и использования космического пространства в мирных целях».

Время для полномасштабного договора наступило. Все необходимые предпосылки для него были созданы.

И вот днем 27 января 1967 года в Восточной комнате Белого дома государственный секретарь США Дин Раск, а за ним постоянный представитель США в ООН Артур Дж. Голдберг, постоянный представитель Великобритании в ООН сэр Патрик Дин и, наконец, постоянный представитель Советского Союза в ООН Анатолий Добрынин поставили свои подписи под «Договором о принципах деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела». Затем договор подписали и представители пятидесяти семи других государств, а президент Джонсон сказал краткую речь:

Мы так и не смогли добиться успеха в освобождении нашей планеты от орудий войны. Но если мы все еще неспособны достичь этой цели здесь, на Земле, мы, по крайней мере, можем не дать этому вирусу распространиться.

Мы можем не позволить отвратительному и разорительному для народов мира оружию массового уничтожения заразить космос. Как раз этой цели и служит настоящий договор.

Этот договор означает, что исследование Луны и других планет – сестер Земли будет служить только целям мира, но не войны.

Это значит, что творение человека – орбитальные спутники останутся свободными от ядерного оружия.

Это значит, что когда-нибудь астронавт и космонавт встретятся на поверхности Луны как братья, а не как воины, сражающиеся за свои государства или идеологии.

___________________

Сегодня в рамках ООН действуют пять договоров о космосе, не считая сотен резолюций, инициатив, конвенций, докладов, деклараций о принципах и соглашений о контроле за вооружениями, которые содержат формулировки, напрямую касающиеся космоса. Среди договоров о контроле над вооружениями – «Договор о частичном запрещении испытаний ядерного оружия» («Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой») 1963 года и «Договор об ограничении систем противоракетной обороны» («Договор между Соединенными Штатами Америки и Союзом Советских Социалистических Республик об ограничении систем противоракетной обороны») 1972 года. Пока действовал Договор по ПРО, он запрещал разработку, испытания и размещение широко распространенных систем баллистических ракет на земле, в морях, в атмосфере и в космосе. Он также запрещал противодействовать принадлежащим подписантам «национальным техническим средствам контроля», под которыми – хотя они и оставались неназванными – подразумевались спутниковая фотография, полеты самолетов над чужими территориями, электронный и сейсмический мониторинг. Многие государства рассматривали эти положения как подразумевающие косвенный запрет на космическое размещение противоспутникового оружия. После того как администрация Буша в 2002 году вышла из этого договора, запрет перестал действовать.

Среди принятых ООН резолюций особый интерес представляет PAROS (Prevention of an Arms Race in Outer Space) – резолюция о предотвращении гонки вооружений в космическом пространстве. Ее занимающая несколько десятилетий история ярко освещает предпочитаемую Америкой политику обструкции в вопросах разоружения. Впервые представленная в декабре 1981 года как призыв к принятию мер и обеспечению гарантий, которые углубили бы те, что были очерчены Договором о космосе 1967 года, резолюция PAROS вносилась затем практически без изменений ежегодно, пока наконец в январе 1994 года не была поставлена на голосование. Против не голосовал никто; Соединенные Штаты оказались единственной страной, которая воздержалась. И снова год за годом Генеральная Ассамблея продолжала ставить резолюцию на голосование. В 1996 и 1997 годах вместе с Соединенными Штатами воздерживались от голосования их многочисленные союзники, но начиная с 1999-го любой выбор США – снова воздержаться или на этот раз откровенно выступить против – последовательно поддерживал только Израиль, к которому от случая к случаю присоединялись то Микронезия, то Маршалловы Острова, то Гаити.

Кроме того, начиная с 1981 года – подстегиваемый американской дезинформацией в отношении Стратегической оборонной инициативы вкупе с отчасти непритворным, а отчасти искусственно раздуваемым беспокойством советской стороны по поводу связи СОИ и «космических челноков» – Советский Союз обратился к Генеральной Ассамблее ООН с просьбой включить в повестку дня советский проект договора, целью которого было запретить размещение в космическом пространстве оружия «любого вида». К лету 1983 года это был уже не черновой проект, а полноценное соглашение: «Договор о запрещении применения силы в космическом пространстве и из космоса в отношении Земли». В 1984 году СССР предложил к нему дальнейшие разъяснения.