Он поднялся и пошел на звук, перебирая руками по стене. Сумерки уже спустились, и свет между ставнями погас. Он обошел студию по кругу, вернулся к столу и остановился у кресла с мертвецом. Сомнений не было, Понти звенел, будто гнездо, набитое осами.

Радин склонился над ним и провел руками по свитеру, содрогаясь от мысли, что может наткнуться на кровь. Телефон оказался в кармане джинсов, ему пришлось повернуть мертвеца, чтобы добраться до заднего кармана. Он почувствовал тяжесть смерти, ощутил ее холод, но крови нигде не увидел. Телефон был допотопный, с черной крышкой, которую нужно было подцепить ногтем. На экране телефона светился его собственный номер. Над номером было написано Russo.

Радин отошел от мертвеца и сел на пол, сжимая в каждой руке по телефону, один мерцающий синим светом и один звенящий. Потом он нажал кнопку отбоя, и в комнате стало тихо.

Иван

Выйдя из «Макдоналдса», я почувствовал себя не столько чистым, сколько голым. Волосы я собрал в пучок и, закрепляя его резинкой, вспомнил о Кристиане. Мы часто с ним говорили, пока я жил на Аграмонте. Одиночество там было особенным, сначала оно было страшноватым, полным каких-то скрипов и теней, потом – когда ты привыкал к голосам – чистым и прозрачным, как октябрьский день.

В купеческом склепе у меня было немного развлечений, зато с утра приходилось поработать – кладбищенский сторож строго соблюдал свою пользу. Сначала я собирал листья в тележку, отвозил их на пустой участок возле мастерской, складывал в кучу и поджигал. Потом обходил дорожки, посыпая их кварцевым песком, потом поливал цветы на тех могилах, за которые сторожу платили. Мендеш сказал, что со сторожем его приятель договорился без труда, так что сослаться можно на него, а склеп следует выбирать подревнее, с деревянными скамейками, и чтобы окна были целы.

Проснувшись наутро после нашего пира, я подлечил голову сваренной в ведерке кофейной бурдой и спросил, был ли его рассказ хоть наполовину правдой. Помни правила – и будет тебе правда, хмуро сказал клошар. Никаких баб, не брить бороды, никакой еды, кроме сырой рыбы и хлеба, говорить только с мертвыми. Тогда через шестьдесят четыре дня твой фарт созреет и ровно столько же дней будет тебя сопровождать. А потом уйдет!

– Да мне бы только долг вернуть, – я зачерпнул еще кофейной бурды. За те восемь лет, что я играю, я слышал столько примет и видел столько людей, веривших в систему, что вчерашние слова Мендеша показались мне пьяной болтовней.

– Бата с ходу устроился грузчиком на бойню, – продолжал клошар, возившийся с удочкой, – получил полтинник за ночь и спрятал его под стельку. Его поэтому и зовут Бата, что он заначку в ботинке носит. Потом он пришел на Аграмонте, а через два месяца отыгрался и наслаждался везением сколько положено. Но не уследил за убыванием удачи, estúpido. Не посмотрел в календарь и на шестьдесят пятый день снова спустил все до копейки. Теперь начинай все сначала!

– Мне одного раза хватит, – сказал я, выплескивая остатки кофе в потухший костер.

– Все так говорят. Тут хитрость нужна. Откладывать хотя бы пару сотен каждый день! А это непросто, когда тебя насухо выжимает кураж. Если решишься, я сделаю тебе копилку, дам тебе банку из-под червей, она намертво закручивается!

Малу

дружок у Кристиана на какой-то станции работал, где насекомых изучали, цепляли им на брюшко маячки, так вот со шмелями хлопот было больше всего – брюшко выбривать приходилось, а то маячок не держался, там у них был специальный парень, который шмелей выбривал

на мне тоже ничего не держится, недаром я шмелик! стоит мне радость испытать, за ней уж и слезы мерещатся, только полюбишь кого – а он возьми да умри

в полдень я пришла к падрону, заварила чай, от индейца полученный, мате вышел отличный, я и калебасу у него выменяла – на нутряной жир и мяту с моей грядки, зачем ему этот жир, жертвы он, что ли, приносит, ненавистный, в голове у него сплошь индеанская ерунда

помню, как зимой он мне про доменику рассказывал, пришел на кухню, когда я лук резала, и хвастается, мол, видел в прошлую субботу, как в хозяйку демон вселился, уж она и прыгала у ворот и вертелась, то в машину сядет, то из машины выйдет, и мороз ее не берет, я, мол, всегда говорил – она обладает сильным жаром, поэтому носит белое, чтобы охладиться!

я как поняла, о чем он толкует, так чуть палец себе не отрубила

а что же ты, спрашиваю, не подошел? у тебя же связка ключей на поясе висит, а он приосанился и отвечает: к женщине, которую обсели демоны, мужчина не подходит, это может плохо повлиять на его судьбу

вот ведь болван, думаю, а повлияло-то на мою судьбу, войди хозяйка в дом, ничего бы такого не случилось, ну, надавала бы пощечин за платье серебряное, зато Кристиан сидел бы сейчас в своей студии, грыз бы сухарики, чиркал бы в блокнотах карандашиком – тут я заплакала, а индеец подумал, что это от лука, давай, говорит, я порежу, и достал свой нож полуметровый, таким только в сельве стволы рубить

вот ведь как все одно с другим завязано, не будь садовник язычником поганым, я бы сейчас на кухне дела закончила, собрала бы корзинку, бутылочку в погребе прихватила бы, умылась бы и пошла бы привычной дорогой – сначала под горку к реке, потом переулками до руа лапа

я по воскресеньям всю осень так ходила – приходишь туда, угощение на стол и сразу за белье, а студент все работает, волосы на лицо упали, стучит по клавишам пальцами своими, а как повернется, так мне в лицо будто лисица прыгнет, такая у него улыбка была, и личико, и вообще все тело такое, белое и пушок золотой!

Радин. Пятница

Как же я сразу не понял. Попутчик в поезде, масленичное чучело, поддельный, как грамматика времен Траяна! Радин попытался встать, закашлялся и кашлял мучительно долго, сквозь слезы он видел красные цифры на экране приемника. Десять часов пятьдесят минут. Не буду никому звонить, поеду домой, приму горячий душ и просплю до завтрашнего поезда. Радин вышел в кухню, нашел полотенце, намочил его и тщательно протер все, к чему прикасался. Потом он протер черный телефон и осторожно положил его в карман мертвеца.

Продвигаясь к двери, он подумал, что следовало стереть свой звонок и, пожалуй, телефонный номер, но прикоснуться к покойнику еще раз у него не хватило сил. Разбухшая дверь не поддавалась, Радин изо всех сил толкнул ее плечом и вылетел на крыльцо, с ходу уткнувшись во что-то большое, мокрое, издавшее режущий уши звук. Темная фигура оказалась человеком в прорезиненном плаще с капюшоном. Человек спустился на несколько ступенек и хотел, наверное, бежать, но в соседнем дворе внезапно вспыхнул свет, а вслед за этим загорелись все фонари вдоль дороги.

Пришелец застыл, как будто на него накинули сетку, потом махнул рукой и сбросил с головы капюшон. Свет упал на сердитое белое лицо, и Радин невольно отступил назад, в прихожую.

– Какого черта вы здесь делаете? – Она надвигалась на него в своем огромном шуршащем плаще. – Вы за мной следили? Как вы посмели?