Наконец, уединившись, он мог больше не сдерживать себя и сбросить напряжение. Мо Вэйюй не хотел представлять Чу Ваньнина. Лучше уж запятнать чистый образ Ши Мэя: по крайней мере, это было бы легче принять его запутавшемуся сердцу. Но ни его тело, ни его разум не хотели повиноваться. Когда он сжал свою горячую плоть в руке, все развратные сцены, что мелькали у него перед его глазами, так или иначе были связаны со страстными соитиями с Чу Ваньнином в их прошлой жизни. Сегодня ночью эта пожирающая кости страсть как будто выбила все шлюзы. Все эти жгучие воспоминания устремились обратно в мозг, вызывая все новые и новые острые вспышки оргазма.

Он обращался со своим членом почти грубо, как будто тот был не в его руке, а в теле этого человека. На самом краю экстаза, на грани своего падения, Мо Вэйюй откинул голову назад, и, срывая дыхание, против воли, между двумя судорожными глотками воздуха...

— Ваньнин…

Выдохнув это слово, все еще слегка дрожа после пережитого сильнейшего оргазма, он убрал руку со своего члена. Ладонь была влажной и липкой.

Опустошенный, Мо Жань прислонился лбом к холодной стене. Он был в полном замешательстве.

Стыд, вина, отвращение, возбуждение.

Он никогда не ожидал, что после возрождения у него будет такая сильная реакция на тело этого человека.

Внезапно Мо Вэйюй почувствовал невыносимое отвращение к самому себе.

Так как он так и не смог заполучить Ши Мэя в своей прошлой жизни, то впоследствии изливал всю свою страсть в многочисленные интрижки. Но все его увлечения, какими бы пламенными они не были, ничего не значили для его сердца.

После того как свеча гасла, это был просто секс и просто очередное тело в его постели. Даже его отношение к Сун Цютун было чуть более нежным лишь потому, что она имела некоторое сходство с Ши Мэем.

Но чувства, которые он испытывал к Чу Ваньнину, были совершенно другими. Он понял, что хотя и занимался сексом со многими, но никогда не получал такого полного и всеобъемлющего удовлетворения, как при слиянии с этим человеком. Это не было похоже на то, что он когда-либо мог чувствовать с кем бы то ни было. И дело было не только в физиологическом аспекте...

Мо Жань точно не хотел думать об этом дальше.

Он всегда был влюблен в Ши Мэя. Это было, есть и будет. Его чувства никогда не изменятся. Повторив это про себя несколько раз, Мо Жань усилием воли восстановил дыхание, нахмурился и закрыл глаза.

Он чувствовал раздражение и обиду одновременно, но во всем этом клубке чувств была еще и необъяснимая печаль.

Он не хотел этого. Но чем больше убеждал себя не думать о Чу Ваньнине, тем навязчивее и грязнее становились его мысли. Теперь, когда страсти поутихли, Мо Жань не желал вспоминать ни о чем, что связано с Чу Ваньнином, будь то его длинные гладкие волосы или мимолетный взгляд.

До боли сжав веки, он как безумный повторял про себя: тот, кого я люблю, тот, кого я люблю... так сильно и глубоко люблю…

… это Ши Мэй… только он…

В это время Чу Ваньнин пребывал практически в таком же эмоциональном раздрае, что и его ученик.

Интуитивно он чувствовал жгучее желание Мо Жаня, а в этот раз ему удалось даже ощутить его. Тело молодого человека для его возраста оказалось очень хорошо развито, а в некоторых местах было даже слишком зрелым. Чу Ваньнин был шокирован. Мо Вэйюй был таким твердым и горячим, что обжигал, как горячее железо, изнемогавшее в ожидании ковки.

Несмотря на то, что Чу Ваньнин тогда смог быстро восстановить самообладание и сохранить лицо, воспоминания о том моменте до сих пор заставляли его затылок неметь..

Но самым смущающим в той ситуации был тот факт, что его собственное тело мгновенно откликнулось, стоило Мо Жаню прижаться к нему. К счастью, Чу Ваньнин был довольно строен и носил халат даже в горячих источниках. Просторная одежда скрыла постыдную реакцию тела, и никто ничего не заметил. В ином случае ледяной учитель Чу действительно никогда не смог бы снова посмотреть людям в глаза.

Но почему Мо Жань…

В ту ночь, лежа в постели, он еще много часов не мог уснуть, размышляя об этом «почему».

Он даже представить себе не мог, что, возможно, Мо Жань тоже любит его.

Такая мысль была слишком бредовой и постыдной.

Он быстро отбросил в сторону даже осторожное: «Может быть, Мо Жаню тоже нравится… нравлюсь…»

Слово «я» даже не успело всплыть в его сознании, как Чу Ваньнин яростно ущипнул себя. Пара ясных глаз феникса смущенно мерцающих в ночи, как будто пыталась спрятаться от себя за занавесом длинных ресниц.

Он не смел даже думать о том, чтобы закончить это предположение.

В конце концов, у него плохой характер, он слишком безжалостный и бьет людей, его слова ядовиты, он стар и Его Учитель, да и не так красив, как Ши Мэй. Даже если Мо Жань предпочитает мужчин, он не настолько слеп, чтобы выбрать его.

Внешне Чу Ваньнин держался отчужденно и надменно. Но в том была не только его вина. Сердце этого человека, по сути, слишком долго было заброшено и боялось быть раненым. В долгом и одиноком пути по дороге жизни, что когда-то он выбрал сам, все его чувства постепенно покрылись пылью.

На следующий день, когда Мо Жань и Чу Ваньнин встретились в коридоре гостиницы, каждый из них имел в своем сердце собственные тайны. Они посмотрели друг на друга, но никто не решался первым начать разговор.

В конце концов именно Мо Жань начал вести себя так, как будто ничего не случилось. Он улыбнулся Чу Ваньнину и произнес:

— Учитель...

Чу Ваньнин почувствовал облегчение: он действительно не знал, как справиться с этой ситуацией. Видя, что Мо Жань предпочел не упоминать о том, что произошло вчера, он был готов поддержать это решение и слегка кивнул.

— Раз уж мы уже встали, надо разбудить и Ши Мэя. Нужно быстрее упаковать вещи, и мы сможем отправиться на Пик Сюйин.

Пик Сюйин был покрыт снегом круглый год, и там всегда было слишком холодно. Даже бессмертному было бы трудно выдержать такую холодную погоду без утепленной верхней одежды. Чу Ваньнин повел всех к портному, чтобы купить зимние плащи и перчатки для учеников.

Владелица лавки курила трубку и улыбалась, поджав ярко-красные губы.