«Его милость ускакал с отрядом час назад».

Пока она брела через лес, Гуго де Вержи добрался до лачуги Арлетт, и ничто не остановило его.

В приступе озарения Николь поняла, что никакое колдовство не хранило это место от чужих взглядов, никого не сбивало с пути. Мстительный дворянчик, про которого рассказывала Арлетт, не нашел ее лишь потому, что охотники водили его кругами. Кто по доброй воле выдаст единственную знахарку? Сегодня ты обречешь ее на смерть, а завтра жена твоя скончается родами, а тебя самого изведет болезнь.

Они просто-напросто обманули глупца. А Арлетт обманулась сама, решив, что дом колдуньи заговорен.

«Ох, мама! Ты верила в силу ведьмы, той, настоящей, а она просто исчезла, забрав у тебя то, что ей было нужно. Она не собиралась оберегать свое прежнее убежище. Тебя хранило не ее колдовство, а твоя собственная сила. Слишком многим ты помогла, вот никто и не выдавал тебя».

Пес заскребся лапой в траве рядом с откинутой в сторону рукой Арлетт. Николь наклонилась и подняла с земли испачканный в крови нож.

Она узнала его сразу, и вся картина случившегося открылась ее внутреннему взору, обострившемуся от потрясения. Она осознала, что граф и маркиз забрали бы колдунью с собой и мучили до тех пор, пока она не выдала бы им все тайны. Арлетт понимала это. Потому и предпочла смерть от собственной руки.

Наверное, она услышала топот приближающегося отряда слишком поздно. Должно быть, ей до последнего верилось в силу лесных чар, которые отведут от нее беду, а когда она поняла, что этого не произойдет, бежать было уже некуда.

– Ты успела только прогнать собаку, – прошептала Николь.

Конечно, Арлетт сделала это сама, иначе Баргест лежал бы сейчас рядом с ее телом. Но почему?

Николь повернула голову и наткнулась на умный взгляд желтых глаз.

«Она хотела, чтобы я не осталась одна».

Николь обняла пса, прижалась к нему, и судорога сухих, мучительных рыданий без слез скрутила ее.

– Будь ты проклят, Гуго де Вержи! И тот, кто привел его сюда!

Она вдруг вцепилась в Баргеста. Пес дернулся от боли и недоумевающе взглянул на нее.

– Привел? – повторила Николь. – Постой, постой…

Перед ее воспаленными глазами встал старик-викарий, скрючившийся на крыльце. Из горла Николь вырвался невнятный хрип. Она вскочила и заметалась по поляне, расшвыривая горелые доски.

То, что она искала, нашлось неподалеку от потайной землянки: дырявая шляпа с прорехами в подкладке. Николь с силой скомкала ее в руке – она вспомнила, чей голос слышала в замке, когда едва не потеряла камень. Теперь у нее не осталось сомнений, кто выдал ведьму.

– Баргест! Ищи!

Пес принюхался к шляпе, которую ему сунули под нос, и закружил по поляне. Его сбивал с толку запах дыма и смерти, пару раз он возвращался к козе, от которой несло кровью, и потерянно ложился рядом, но в конце концов его чуткие ноздри нащупали тонкую ниточку, уводящую в лес. Короткий лай известил Николь, что Баргест взял след.

Девочка бросилась за ним, но на полпути вернулась.

Она подняла нож, которым Арлетт убила себя, обтерла об рубаху и сунула за пояс. Опустившись на колени возле матери, Николь прижалась губами к ледяному лбу и сидела так, пока Баргест не заскулил за ее спиной. Тогда она поднялась и принялась стаскивать в кучу разбросанные поленья.

Когда погребальный костер был готов, Николь дотащила до него Арлетт. Тлеющие угли нашлись на месте сгоревшего сарая. Девочка раздула их и подожгла ветку, которую донесла до своего костра.

Занялось сразу и сильно. Пламя пробежало по золотистому дереву, рассыпалось бесчисленными огоньками на поленьях – и взметнулось вверх освобожденно и радостно.

Когда огонь подобрался к белым волосам Арлетт, Николь этого уже не видела. Она бежала за псом, ведущим ее по следу викария, и отблески иного пламени горели в ее глазах.

У старого Ансельма руки ходили ходуном, а нижняя челюсть непроизвольно клацала, будто черти развлекались, дергая ее за ниточки. Он уже и выпил для храбрости, и трижды проверил, задвинуты ли засовы, а трясучка не проходила. Хуже того, ему вдруг ни с того ни с сего пригрезилось, будто в животе у него сидит крошечный Ансельм, как ребенок в чреве матери, и колотится-бьется в ужасе, пытаясь выбраться наружу.

Тьфу, проклятая брага! Что только ни привидится с нее!

Викарий истово перекрестился. «Господи, обрати свой взор на жалкого червя у твоих ног, подскажи, как спастись!»

Вместо господнего гласа ехидный внутренний голос отозвался внутри него: «Не спастись тебе, дурень. Зря ты выдал ведьму графу де Вержи!»

Ансельм покаянно склонил голову. Что правда, то правда. Но ведь и сотня ливров на дороге не валяется! Он и решил, что награда – это перст господень, указующий: иди, мол, Ансельм, и приведи на мой суд грязную ведьму, погубившую невесть сколько душ, а заодно обогатись. Попутно и шею исцелил, а то уж собирался в петлю лезть от невыносимых мук.

Совесть не терзала старого викария, поскольку он понимал: добро приходит в этот мир разными путями, в том числе и через негодных людей. Не ведьма вылечила его, а сам господь!

– И дырявой сетью можно вытащить вкусную рыбу! – нравоучительно произнес Ансельм, сохранивший с давних времен привычку разговаривать с невидимыми слушателями. – Значит ли это, что можно не штопать дырявых сетей? Вовсе нет! В другой раз провидение пошлет тебе еще больше рыбы за твое старание!

«В другой раз провидение пошлет тебе смерть», – гнусаво проблеял тот же подлый голосок.

– Перехитрю! – взвизгнул Ансельм. – Уеду! Сбегу!

«Так поторопись», – посоветовал мысленный собеседник.

Но викарий и без его советов уже кидал свое тряпье без разбору по открытым мешкам. На рассвете погрузится в подводу – и только и видали хитроумного Ансельма. Всех провел, господу угодил, исцелился да еще и при деньгах остался!

Он всех переживет!

Старик погрозил кулаком в сторону замка Вержи и согнулся над мешками. За дверью, ведущей в соседнюю комнату, что-то негромко лязгнуло. Ансельм вскинул голову, прислушался, но звук не повторился.

– Почудилось… – пробормотал он.

«А может, и нет», – хихикнул голос. В животе старика что-то нехорошо булькнуло и съежилось, будто маленький Ансельм застыл внутри от страха.

Викарий попятился к печи и схватил кочергу. Вытянув шею, он ждал, не появится ли кто в дверях. Но время шло, а в комнате было тихо.

– Врешь! – удовлетворенно припечатал викарий.

Внутренний голос молчал, устыдившись.

Но на всякий случай, чтобы показать, что он не убоялся ни своих, ни чужих демонов, Ансельм на цыпочках подкрался к соседней комнате, занес кочергу и распахнул дверь.