Жан Лоран пошел на нее – огромный, раздувшийся от ярости. Казалось, он способен легко снести с лица земли и ведьму, и ее лачугу. Его уверенность в своем могуществе была столь заразительна, что слуги, после встречи на кладбище дрожавшие при одном только упоминании о колдунье, двинулись за ним без тени колебаний.

Он был словно орудие небес, посланное избавить мир от дьявольской силы. Он был острие меча, которым ангел расправился с чудовищем, сверкающий наконечник стрелы, готовый пронзить сосуд скверны. Рыжие волосы пламенели в лучах, словно сам господь благословил его на эту битву, возложив невидимый сияющий венец.

– Где она? – прогремел Мортемар.

– В земле, – спокойно сказала старуха, не пытаясь притворяться, будто не понимает его. – Хочешь найти ее – покопайся в брюхе могильных червей.

Жан Лоран остановился. Ведьма невозмутимо скрутила в жгут свою тряпку и выжала досуха.

– Что ты делаешь? – не удержался Гуго, подозрительно разглядывая белье в ее руках.

– Где камень? – перебил Мортемар. – Отдай его мне, и умрешь легко.

Ведьма усмехнулась:

– Про камень можешь забыть. В реку я его бросила.

– ВРЕШЬ!

От крика у Гуго заложило уши. Лошади, привязанные к деревьям, испуганно заржали и забились, пытаясь освободиться.

Ведьма тихонько засмеялась. Она была единственной, кого не застал врасплох оглушительный рев Мортемара.

– Горло-то не содрал? – сочувственно осведомилась она. – А то ко мне лечиться приходи. Я уж с тебя много не запрошу, так и быть.

В ответ на ее смех маркиз тоже растянул губы в улыбке.

– Шутить любишь? У нас говорят: живем-то мы шутя, а умираем взаправду.

– Верно, – вздохнула старуха. – А лучше было б наоборот.

Насмешливые зеленые глаза остановились на Гуго, и в этот миг он с небывалой остротой ощутил, что они вовсе не хозяева положения. Необъяснимое чувство! За их спинами двадцать человек с обнаженными мечами, да и сам Мортемар способен легко свернуть ей шею без всякого оружия. Не станет же она отбиваться голыми руками!

– Ты спросил, что я делаю, – мягко улыбнувшись, сказала ведьма, обращаясь к нему. – Не хочу после себя грязное оставлять. Уходить надо из чистого дома.

Она помолчала и добавила спокойным голосом, лишь немного повысив его:

– И знайте: кто надругается над моим телом, тот будет проклят на веки вечные!

Солдаты начали переглядываться: от угрозы, непонятно к чему относившейся, им стало не по себе.

– Взять ее, – сухо распорядился Мортемар.

Улыбка исчезла с губ старухи, взгляд скользнул над их головами и устремился куда-то вверх, за вершины дубов, где в густую небесную синеву окунались тысячи отсвечивающих золотом листьев, словно множество крошечных солнц. Лицо ведьмы стало строгим и отрешенным, и тогда граф наконец все понял.

Он метнулся к ней, но опоздал. Из рукава ведьмы вылетело, сверкая и блестя в лучах, короткое лезвие, и этим лезвием она молниеносно ударила себя с размаха в сердце.

Сперва ничего не произошло. У Гуго даже успела зародиться безумная надежда, что это лишь очередная насмешка глумливой старухи. Но затем колдунья без единого стона рухнула на колени, постояла, качаясь из стороны в сторону, и повалилась на землю как сноп, а они стояли вокруг ее тела, онемев, не желая верить, что она так легко и просто обманула их и сбежала туда, откуда уже не даст им ответа ни на один вопрос.

Живем мы шутя, а умираем взаправду. Но старуха своей смертью сыграла над ними такую злую шутку, какую вряд ли доводилось ей выкидывать при жизни.

Конечно, они перевернули все в поисках камня. Мортемар сорвал с петель дверь, расшвырял полки, обнюхал каждую щелочку в стенах. Он своими руками вспорол брюхо несчастной козе и рылся в ее внутренностях, когда кто-то из слуг робко напомнил, что ведьмы обладают умением скрывать клады в живых зверях.

Все напрасно.

– Ты знаешь!

Гуго де Вержи вздрогнул. Он глубоко погрузился в свои мысли и не сразу смог перенестись из лесного пожарища в разгромленную залу.

– Простите, ваша светлость?

– Ты знаешь, почему она убила себя, – убежденно повторил Жан Лоран. Он понемногу приходил в себя, и к нему возвращалось его звериное чутье, отказавшее при встрече с ведьмой. – Говори!

Гуго вздохнул и покорился неизбежному.

– Старуха защищала девчонку, ваша светлость, – нехотя сказал он. – Пытками мы бы выбили из нее всю правду. Она боялась, что не сможет хранить молчание.

– Ты хочешь сказать… – Мортемар даже привстал, – она солгала, и девка жива?

– Я не вижу другого объяснения.

– Но это означает…

Мортемар замолчал. Гуго догадывался, что, когда мысль Жана Лорана проделает тот же путь, что и его собственная, маркиз захочет разбить что-нибудь еще, а единственным, что осталось неповрежденным в изуродованной зале, является он сам, Гуго де Вержи.

– Она вернется! – заключил Мортемар.

Он выпрямился, багровея на глазах, схватил Гуго за грудки и поднял с такой легкостью, словно граф был куклой:

– Ты слышишь?! Девка вернется туда, увидит труп и скроется! Навсегда!

С каждым словом он встряхивал его, точно пустой мешок. Граф пытался что-то сказать, но Мортемар не слушал.

– Новолуние уже послезавтра! – ревел он. – А мы упустили последнюю возможность поймать ее!

– Ваша светлость…

– Кронос и Марс соединятся! Раз в двадцать лет!

– Выслушайте, ваша светлость…

– Осталось всего два дня!

– Там мои люди! – заорал в лицу маркизу потерявший терпение Гуго.

Мортемар разжал пальцы, и граф едва устоял на ногах.

– На поляне устроена засада, – уже спокойнее повторил Гуго де Вержи. – Трое моих лучших людей дожидаются ее возвращения. Если Птичка появится, они ее схватят.

Маркиз перевел дух и отступил от Гуго на несколько шагов.

– Почему мне не сказал? – хмуро спросил он, и граф понял, что худшее позади.

– Вы бы пожелали остаться.

– И что же? – нахмурился Мортемар.

Гуго не стал прибегать к льстивым уловкам, он слишком устал для этого.

– От вас было бы больше вреда, чем пользы, ваша светлость.

Маркиз кивнул и скользнул рассеянным взглядом по комнате, напоминавшей поле битвы великанов. Гуго знал, о чем думает Жан Лоран. Пройдет сегодняшний день, от которого осталась всего треть, истечет завтрашний – и грядет час, которого они так долго ждали. Но без камня сход двух великих планет останется для них лишь редким астрономическим событием, которое никак не отразится на их собственных судьбах.