– Змей старый. Никого он не родит. – Тарук стал поворачиваться.

Петьке вдруг захотелось почесать укушенную коленку. Сегодня комары были не такие злые, видать, привыкли к пришлым, успокоились. Но вот сейчас один укусил. И, главное, зло так.

Шевельнул рукой, услышал запах подорожника. Накрыл жуткий страх. Вот-вот он должен был увидеть огромные белесые глаза, растрепанные волосы, распахнутый в крике рот с острыми зубами.

Залаял Горыныч. Петька вздрогнул. Пес налетел, ударил в спину, уронил. Петька выкатился из сапог. Горыныч проскакал мимо, вернулся. Бешеные мурашки носились у Петьки по рукам и ногам, он слабо чувствовал свое тело. Горыныч потыкался в его безвольные плечи и спину и ускакал.

– Это кто тут носится? – крикнул вышедший на крыльцо дядя Миша. – Горыныч? Вот ведь назвали дурака! Шумный как три змея. Молчи, не мешай людям отдыхать.

– Так, зубы почистил? – спросил появившийся следом Санечек.

Петька вяло кивнул. Увел его призрачный Тарук недалеко – до тропы. Где-то там, в траве, призрак и растворился.

– Тогда спать, – приказал Санечек. – И только попробуй мне исчезнуть!

Санечек показал кулак. Петька загрустил. Он и сам был рад не исчезать, но теперь становилось понятно, что зависеть это будет не от него.

Он побрел к дому, прислушиваясь к себе. В животе тяжело перекатывалась каша. Если Солька права и на болоте ночью его подменили, то должно это как-то чувствоваться. Что происходит при подмене? Как там в сказке-то? Забрали мальчика, а вместо него подложили деревяшку, буратину бесчувственную? Значит, он настоящий должен быть где-то там, не здесь. Среди упырей и леших. Но он не там, а тут. Значит, в прошлую ночь ничего не получилось, сорвалась подмена. Они на эту ночь настраиваются. Сидят сейчас где-нибудь на болоте все эти злыдни с каменюками и чурбачками, ждут, чтобы Петьку стащить, вместо него деревяшку бросить.

Петька на всякий случай ощупал себя. Все было на месте. Это был он. И волосы его, и плечи, и колени – он узнает. Врет Солька, никакой подмены никто не совершал. Заблудился, и все. Под руками его тело, в голове его мысли. Он помотал этой самой головой и решил, что надо бы у Сольки выведать, как подменыши выглядят. Как Тарасий? Обмороженными? Тогда это точно не про него. Но говорить с Солькой было, конечно, боязно. Не любил он девчонок. Были они какие-то… на людей не похожи. От них лучше подальше. И встреча на реке подтверждала – подальше самое верное решение.

Петька шагнул, но шаг не получился. Нога уперлась в теплый мохнатый бок. Горыныч взвизгнул, Петька упал. Падучий он стал. Это все из-за сапог. Ему в них неудобно. Вот были бы у него кеды. Загрустил. Где теперь его кеды…

– А знаешь, – произнес Санечек, широко улыбаясь своей мягкой улыбкой (ямочки, складочки – все при нем), – я только сейчас понял: раз подменили, я могу тебя и здесь бросить. Чего таскать с собой подменыша? Это ты нам кажешься человеком, а на деле – камень или коряга какая. Глаза отводишь. Вот и на ногах не стоишь. Чего с тобой возиться? Возьмем с собой, ты в каменюку превратишься. А оставим, ты у порога и ляжешь булыжником. Уже, вон, прикладываешься. Ложись. Может, кому для чего сгодишься. А как настоящий Петька вернется, пусть даст знать, я за ним приеду.

– Сам здесь оставайся, – огрызнулся Петька. Он ползал по земле, ища в темноте разлетевшиеся сапоги. – А я домой поеду и все маме скажу.

Санечек равнодушно смотрел на возню брата.

– И вообще тебя еще при рождении подменили, – вздохнул он. – Мама обещала мне велосипед, а принесла из роддома тебя. Может, ты все-таки велосипед?

Петька всхлипнул. Санечек никогда к нему не питал нежных чувств. Это знали все. И только мама считала, что братья крепко любят друг друга. Просто Санечек этого еще не понял, но вскоре поймет, поэтому постоянно подсовывала ему младшего брата.

Рядом с Петькой присела Леночка, подложила ему под руку сапог.

– Ну что ты? – погладила она его по плечу.

От этой жалости стало только хуже. Петька дернулся, развернулся сесть, задел подкатившего к нему за лаской Горыныча. Слезы сами потекли из глаз. Ну почему горести только ему? Почему не всем? В носу замокрело, стало нечем дышать. Петька провел кулаком по лицу, шмыгнул, прогоняя сопли. Уговорили. Он будет спать. Всю ночь. Наелся, а теперь сон. Утром посмотрим, кого тут подменили.

В животе урчало, тяжесть из желудка подкатывала под горло. Петька сел. Откашлялся. Комок из горла свалился вниз. В животе резануло. Петька сполз с кровати. Дышалось мелко и часто.

Соврал дядя Миша, от сытости никакого счастья не привалило, только горести. Петька успел уснуть и сколько-то проспал. Но теперь ему надо было бежать во двор. А именно туда идти и не стоило. Может, до утра дотерпит?

Он снова прислушался к себе. Короткое затишье разлилось по телу напряженной волной – боль еще помнилась, организм готов был ее встретить. Точно потерпит. Лег на бок, и его тут же накрыло. Резкая боль поднялась от живота к желудку. В горле защекотало. Петька рванул к выходу, впопыхах вместо своих сапог влез в кроссовки брата. На пороге оглянулся – не разбудил ли Санечка. Из-под его руки на него смотрела Леночка. Равнодушным остановившимся взглядом. Во рту стало кисло. Петька вывалился в прохладу двора. Здесь как-то сразу отпустило. Присел на ступеньку, чувствуя, как дрожат колени. Лбу стало прохладно. Провел по нему рукой. Надо же – вспотел.

Двор был погружен в полусумрак – то ли солнце село, то ли вот-вот встанет. Стлался легкий туман. Стоял абсолютно мертвый час без движений и звуков. Петька просто сидел и смотрел, наслаждаясь покоем. Даже задремал слегка. Ему все казалось, что туман наплывает, окутывает руки, заворачивает голову в мягкое полотенце.

Рука дернулась. Он с трудом открыл глаза. Все же задремал. Туман сместился к кустам и к реке. Все пространство межу домами стало предельно ясным, словно его осветило солнце. И от этой ясности в Петькиной душе родились нехорошие мысли, предчувствие, словно он сейчас окажется свидетелем чего-то нехорошего. Словно наступил особый час, когда психи оживляются, самоубийцы сигают из окон, а убийцы покрепче сжимают в кулаке острый нож. От представленных картинок Петьку передернуло. Эк у него фантазия разыгралась. Еще тут поживет, начнет фанфики ужастиков придумывать.

Нужно было умыться и идти спать. Если сейчас Санечек увидит, что брата в кровати нет, его утром точно ждет смерть медленная и неприятная, похуже, чем от укуса зме́я.

Вокруг дома стояло несколько бочек с водой – она натекала туда с крыши во время дождя. Он сунулся к одной бочке, к другой – дождя давно не было, бочки оказались пусты. Пока метался, нашел ведро. Оно стояло около крыльца большого дома и призывно поблескивало водой. Петька склонился, принюхался. Жидкость пахла холодным камнем и травой. Было в этом что-то летнее и безопасное. Петька потянулся рукой. Из глубины ведра на него надвинулось лицо, клацнули острые зубы. От неожиданности Петька хлопнул раскрытой ладонью по поверхности. По воде пошла рябь, лицо исчезло.