одну каливу, иногда в другую… Так они бывали временами в каливе духовника отца Игнатия…»

В каливе Успения можно было встретить не только умудренного старца Даниила вместе с Мораитидисом, но также и других славных подвижников. Можно было встретить старца Герасима, великого учителя умной молитвы, отца Каллиника Исихаста (до того, как он ушел в затвор), дивного русского отшельника из Карули, молчальника отца Христофора и других. Когда эти преподобные Отцы собирались на общую молитву, ангелы сами наполняли сладкозвучными молитвами их фиалы.

Отец Игнатий совершал Литургии не только в храме Успения. За ним посылали, чтобы совершить Литургии и таинства даже из таких далеких мест, как Керасия, особенно когда в какой-нибудь церкви бывал престольный праздник Эти странствия за пределы каливы создавали одну деликатную проблему. После Литургии его обыкновенно приглашали в трапезную, но, так как он придерживался правил старца Хаджи-Георгия, то не вкушал никакой пищи, приготовленной на растительном масле Для отцов это было большим Затруднением, и они просили старца Неофита разрешить этот вопрос.

«Здесь, в нашей каливе, — сказал Старец ученику, — пока я жив, мы не будем вкушать масла. Но когда ты выходишь отсюда для совершения Литургии и остаешься на трапезу, то можешь с ним есть, я тебя благословляю»

Так благоразумный Старец разрешил эту проблему. Иногда такие уступки неизбежны.

Их отказ от масла не только укреплял их воздержание, но и давал им возможность подавать милостыню. Из масла, которое они выжимали из своих олив, два отшельника определенное количество сохраняли для лампад их церкви, а остальное распределяли как милостыню. Многим стало известно, что в каливе Успения раздают масло, в малых и больших мерах, нуждающимся.

Однажды, когда им было материально трудно, пришли и просили у них масла несколько бедных мирян. Старец Неофит велел своему ученику пойти в кладовку и принести его. Но тот ответил, что кувшины пусты, и бедняки вынуждены были уйти с пустыми руками.

Минут через пять-десятъ после их ухода отец Игнатий рядом с каливой повстречал незнакомого монаха. Без лишних слов тот вручил ему пятьсот драхм, попросив о сорокоусте, и удалился.

Старец, которому сразу было об этом сказано, спросил: «А кого он просил поминать?»

«Ой, а я и забыл спросить! Но сейчас догоню его, он не мог далеко уйти».

Отец Игнатий побежал за ним. Звал, искал, но монах тот исчез.

Старец Неофит глубоко задумался:

«Деньги мы получили как раз тогда, когда очень нуждались. Получили их, как только ушли бедняки. Этого монаха ты не знаешь, то есть он, должно быть, издалека. Но разве там, откуда он пришел, нет священника, которому можно заказать сорокоуст? И еще, как он мог исчезнуть за две минуты?»

И он сделал из этих размышлений такой вывод пред учеником:

«Быть может, монах этот — ангел. Как бы то ни было, он посланец Божий. Бог хочет вразумить нас. В самом деле! Разве я не говорил тебе пойти и принести масла?»

«Да, Старче».

«Однако ты не пошел, но объявил, что масло закончилось. Я же тебя не спрашивал, закончилось оно или нет. Как твой Старец, я благословил тебя, а ты не исполнил благословения. Если бы ты был послушным, ты бы пошел, и в кувшинах чудесным образом оказалось бы масло. Также, как чудесным образом у нас оказались пятьсот драхм. Тогда бы мы смогли помочь тем бедным людям, как Бог помог нам. Из-за твоего непослушания они ушли от нас с пустыми руками, мы потеряли возможность дать милостыню. Мы оба должны сейчас понести за это наказание, чтобы заслужить прощение».

После этого случая ученик стал глубже вникать в тайну послушания, стремясь внимательнее слушать слова Старца. Многое он стремился рассмотреть не через очки человеческой лотки, а через таинственный телескоп веры.

Духовные отцы и чада

Великий Старец

Сейчас мы оставим на время старца Неофита и новопостриженного новорукоположенного отца Игнатия, чтобы заглянуть в прошлое и кратко описать житие их дивного духовного праотца. Мы увидим прославленного аскета старца Хаджи-Георгия — великого Старца старца Неофита, ибо надо знать деда, чтобы понять внука. Ствол, корни и почва многое скажут о плодовитости дерева.

К сожалению, нам не многое известно об этом великом афонском отшельнике, и потому описание наше будет бедным и недостойным его.

Речь и произношение старца Хаджи-Георгия выдавали его восточное происхождение. Он, вероятно, прибыл из Кесарии Каппадокийской или из более восточных земель, на которых располагалась некогда Российская Империя. Он хорошо знал русский язык

Родился он между 1805 и 1810 годами. Примерно в 1828 году он — молодой монах, ученик отца Неофита, подвизавшегося в отшельничестве в пустыни Кавсокаливии.

Позднее он подвизался выше в горах, в Керасии, во главе большой общины в каливе свв. Мины и Димитрия. Керасия стоит на пересечении дорог, и через нее проходит много людей. За великие аскетические добродетели Бог дал ему такое место, где он мог многим светить. В пустынной местности Кавсокаливии он ограждал, чтобы обрести свет, а в более населенной Керасии давал этот свет душам обращавшихся к нему людей.

Как правило, в каливах Керасии было по три-четыре монаха в каждой. Но в каливе старца Хаджи-Георгия число их постоянно возрастало, пока община не стала насчитывать от сорока до пятидесяти монахов, среди которых было несколько юношей по имени Вениамин. Эти мальчики в возрасте пятнадцати-восемнадцати лет, которым не разрешалось еще жить в монастырях или скитах, нашли убежище в его общине. Старец Хаджи-Георгий, исполненный любви и отеческой нежности, принял их и благополучно управлял их души к вершинам добродетели.

Если сказать только, что устав общины был строгим, то это значит не сказать ничего. В строгости они превосходили прочих отшельников. Воздержанием в пище, сне, одежде подвизались они подобно аскетам древности. Пост их был исключительно суровым. Быть «Хаджи-Георгитом» означало быть строгим постником. Они отказывались не только от яиц и рыбы, но даже и от растительного масла, будь это и во дни Сырной седмицы, Рождества или Пасхи. Вместо пасхальных яиц они отваривали картофель, красили в красный цвет и этими картофелинами христосовались.

Этот жесткий устав распространялся на всех неукоснительно — и на молодых, и на старых. Но вот, что удивительно: чем труднее он был, тем больше прибывало туда жаждущих стать монахами. Видимо, душам этим требовался истинно монашеский дух, а не монашество, разбавленное всякими послаблениями.

Великий Старец был Богом данным центром, притягивающим к себе страждущие души. Его слава распространялась все шире, и приходившие к нему внимали ему