При нем был только один кровный родич, годный в заложники. Но ему не хотелось ставить под удар того, кто совсем недавно вытащил его из огня в самом прямом смысле. Едва морда поджила…

– Почти, – Боян улыбнулся. – Печо желает родства с тобой и предлагает переговоры о браке с нашей сестрой.

– Йотуна мать… – Ингвар вспомнил о том, как Огняна-Мария садилась в лодью Фасти. – Стой! Это правда, что Калимир приказал своей сестре…

– Да, это я ему предложил. Вы исполнили мой совет? Она у вас?

– Фасти ее увез. Твой Васил сказал, отроки знают место…

– Верно. Все сложилось очень удачно. Я вижу в этом волю Божью. Если ты дашь согласие на брак с нашей сестрой, то все дела можно считать улаженными. Ты, как родич, станешь гостем не только моим и Калимира, но и самого царя болгар.

Только тут до Ингвара дошел смысл услышанного.

– Брак? Чей? Кого?

В мыслях мелькнул Фасти – тот женат, – и его младший брат Сигват. Стрела сломала ему ключицу, и он до сих пор ходил, держа левую руку на перевязи.

– Твой! – Боян повернулся к нему. – С нашей сестрой Огняной-Марией, дочерью Пресияна.

– Мой? – Ингвар не верил ушам. – Я женат. Я ж тебе рассказывал…

– Ты не крещен. У вас можно иметь несколько жен. Разве ваш закон мешает?

Ингвар помолчал. Нет, никакой закон ему не мешал. Эльга… Перед свадьбой он давал ей обещание не брать других жен… Пока она не родит сына. Ее сыну уже скоро четыре года. Ничего необычного в таком сватовстве не было, но Ингвар со времени женитьбы на Эльге не задумывался о других женах. И с нею-то ему порой было нелегко совладать. Она была не вздорна и вполне покладиста – если не считала задетой свою честь, – но за мыслью ее Ингвар нередко не поспевал. И притом был достаточно умен, чтобы не отмахиваться, как иные мужи: дескать, баба дура, сама не знает, что несет.

Огняна-Мария ничуть не походила на Эльгу. Мысли о ней приносили радость, но, даже помня о том давнем сватовстве и пытаясь воображать ее своей женой, Ингвар в мыслях видел рядом с ней не себя, а какого-то другого человека, лишь похожего на себя. Близ него-настоящего незанятых мест не было.

– У меня есть княгиня, – сказал Ингвар чуть погодя. – Эльга, она… Она наследница… Стол киевского князя я получил, когда женился на ней. И она – моя соправительница. Таков уговор между мной и ее родичами. Я могу взять другую жену, но… Другая жена не будет княгиней, каков бы ни был ее род. И наследником моим уже объявлен Святослав, сын Эльги. Это тоже было мое условие мира с Олеговым родом.

Боян помолчал, будто думая о своем, потом негромко заговорил.

– Было у царя Симеона четверо сыновей, – он будто начал очередное сказание. – На старшего, Мишо, сына первой жены, отец разгневался и отправил его в монастырь, а потом Мишо отравили греки. Второй сын, Печо, наследовал отцу, но если бы наш отец не умер, а лишь ушел в монахи, как дед Борис, то после брака Печо и мира с Романом, когда он отдал назад все, что наш отец занял во Фракии… Конечно, отец вышел бы из монастыря и оторвал ему… руки и ноги. Третий брат, Ивко, увезен в Романию и там опутан армянской женой. Что будет со мной – знает один Бог, но я не много жду себе счастья в жизни, ибо понимаю, как мало меня любит и Печо, и дядя Геро. Знаешь, я думаю, мой отец сказал бы, что ему не хватило и четверых сыновей. Другого такого, как он, среди нас не нашлось.

Ингвар вздохнул. Он не любил, когда о важных вещах с ним говорили обиняками. Был бы тут Долговязый – на лету бы поймал, о чем речь.

– Это ты о том…

– Я о том, что для князя и четверо сыновей – скорее мало, чем много. Ты очень отважный человек, если смеешь смотреть в будущее без страха за свою державу, имея всего одного сына. Мы дадим слово не оспаривать прав твоего первенца, пока он жив и благополучен. Но никто не знает воли Божьей. Ты ведь хочешь быть уверен в будущем своего рода? А такая уверенность тем тверже, чем больше у человека сыновей.

Ингвар молчал. Его мать родила одиннадцать детей, из них семеро были мальчики. Но сейчас живы лишь трое. Сам он у отца был третьим сыном – и остался старшим еще до того, как ему исполнилось четыре года. Его младший брат Хакон – третий сын, которого мать назвала этим именем, и дважды оно освобождалось еще до того, как появлялся на свет следующий по счету. Сестра Мальфрид родила единственного сына – он умер отроком. А Эльга… Она во всем жена не хуже прочих, но почему же за пять лет у них родилось всего одно дитя? И Святка… Тьфу-тьфу, детище крепкое и бойкое, но много ли мальцу надо?

Хватало ума понять, что от сегодняшнего решения зависит судьба не только многих знатных родов, но и держав. Но не хватало быстроты сообразить, к благу Руси и его собственного рода послужит этот шаг или к лиху.

– Если же ты откажешься от этого брака, мне и Калимиру будет нелегко объяснить царю, почему мы принимаем в гостях и защищаем его недруга, – мягко добавил Боян. – Мы ведь уверяли его, что ты желаешь дружбы с болгарами.

– Я желаю дружбы с болгарами, – кивнул Ингвар.

Всю добычу с Босфора он отдал бы за то, чтобы рядом сейчас появился Мистина.

– Мне надо подумать, – он помотал головой.

– Здесь есть, о чем думать. Царь и дядя Геро ждут от меня гонца завтра утром. А теперь ступай отдохни, – Боян встал с мраморной скамьи. – Я тоже пойду прилягу. Но если ты до утра пожелаешь еще поговорить со мной, то пришли отрока – меня разбудят.

* * *

– Это ты, стало быть, Маломиру древлянскому родичем теперь будешь? – сообразил Дивосил.

Услышав добрые вести, он и его дружина приободрились и про епископа пока не заговаривали.

Ингвар озадаченно посмотрел на него: вот о ком он сейчас не думал, так о древлянах. Был бы здесь Свенельдич! Этот бы сразу понял, что к чему и как быть. Взял бы на себя переговоры и устроил все по княжьей воле – Ингвару и незачем было бы знать, каким образом. Ингвар и сам был неглуп, но признавал, что в умении связать концы не в ту версту вышел.

Но вместо проворного разумом побратима перед ним сидели хмурый Сигват, озабоченный Дивосил, озадаченный Гримкель и сонные десятские ближней дружины (двое в повязках). Как бы он хотел сейчас увидеть перед собой кривоватый нос Мистины и его серые глаза; взгляд вроде бы отстраненный, невыразительный, но мысль уже летит стрелой точно в цель…

Даже Фасти, наиболее толковый из родичей, ушел куда-то в море с Огняной-Марией! И все должно быть решено до того, как он воротится.

– А с какого боку тут Маломир древлянский? – не понял Ингвар.

– Ну, Боян же рассказывал. У него в пращурах был один такой Маломир – мечом кого-то усек за веру Христову… А, Бояна-другого, не нашего… – стал припоминать Дивосил.

– Что не нашего, это ясно! – хмыкнул Сигват. – Как бы он тут с нами ходил, мечом усеченный!

– Этот может, – буркнул Гримкель. – Он, небось, и волком может обернуться – по походке видно.