как и положено борцу. Голова опущена, лицо скрывает мрак. Тени проглатывают его целиком — и он наконец обращается в ничто.

Июль 2019 года

Глава 48

Сквозь открытые окна машины веет освежающий ветерок; пряди моих волос пляшут у люка в крыше, тоже открытого, щекочут мне шею. Кожу греет свет заходящего солнца, но, вообще-то, сегодня необычно прохладно для этого времени. Двадцать шестое июля.

День моей свадьбы.

Я смотрю на бумажку с записанными указаниями дороги у себя на коленях — повернуть туда, повернуть сюда, и наконец адрес. Бросаю через лобовое стекло взгляд на длинную подъездную дорожку, на почтовый ящик — к его деревянной стенке прибиты четыре медные цифры. Сворачиваю — из-под колес летит пыль — и наконец останавливаюсь рядом с небольшим домиком: красный кирпич, зеленые ставни. Хаттисберг, Миссисипи.

Выхожу из машины, закрываю дверцу. Иду по дорожке, потом по ступеням крыльца, протягиваю руку и дважды стучу в тяжелую сосновую дверь — точно посередине на ней висит соломенный венок. Слышу внутри шаги, негромкие голоса. Дверь открывается, передо мной стоит женщина. На ней простые джинсы, майка, на ногах шлепанцы. На лице беззаботная улыбка, поверх голого плеча — посудное полотенце.

— Чем могу помочь?

Она вглядывается в меня, не уверенная, кто я такая, потом — вижу по глазам — узнает. Вежливая улыбка медленно исчезает с лица. Я вдыхаю знакомый запах, который не раз чувствовала у Патрика — болезненно-сладкий, смесь цветущей жимолости и жженого сахара. Я все еще могу разглядеть перед собой девочку со школьного портрета: Софи Бриггс. Ее непослушные светлые волосы теперь уложены гелем в колечки, а вокруг переносицы разбежалось созвездие веснушек, словно кто-то сыпанул их туда щепотью, как соль.

— Привет, — говорю я, чувствуя неожиданное смущение. Застываю на крыльце и думаю, как бы сейчас выглядела Лина, будь у нее шанс повзрослеть. Мне хотелось бы убедить себя, что и она сейчас тоже где-то есть, спрятанная, как и Софи, в своем собственном безопасном уголке мира.

— Патрик тут, — говорит она, разворачиваясь всем телом и делая приглашающий жест. — Если вы хотели…

— Нет. — Я качаю головой, чувствуя, что щеки заливаются краской. Патрик съехал от меня, как только арестовали Купера, и мне отчего-то даже в голову не пришло, что он может быть здесь. — Нет, не нужно. Я приехала к вам.

Протягиваю ей руку, держа в пальцах обручальное кольцо. Полиция вернула его мне на прошлой неделе — кольцо нашлось на полу машины Тайлера Прайса. Она ничего не говорит, просто протягивает руку, берет его, вертит в пальцах.

— Оно принадлежит вам, — говорю я. — Вашей семье.

Софи надевает его на средний палец, растопыривает перед собой ладони, радуясь тому, как кольцо смотрится на своем законном месте. Я заглядываю ей через плечо в коридор и вижу там столик, уставленный фотографиями в рамках, небрежно скинутые у подножия лестницы кроссовки, надетую на поручень бейсбольную кепку. Оторвав взгляд от внутренностей дома, окидываю глазами двор. Дом небольшой, но очень милый, вид у него несомненно обжитой: с ветки дерева свисают на двух веревках качели, к стенке гаража прислонена пара роликовых коньков. Потом изнутри доносится голос — мужской. Голос Патрика.

— Соф, кто там пришел?

— Я лучше пойду, — говорю я, разворачиваясь, поскольку чувствую, что подзадержалась. Будто я заглядываю в шкафчик в чужой ванной, пытаясь воссоздать по его содержимому целую жизнь. Пытаясь разглядеть последние двадцать лет, начиная с того момента, как Софи вышла за порог старенькой развалюхи и, не оборачиваясь, зашагала прочь. Ей, наверное, было нелегко — тринадцать лет, еще совсем ребенок… Она выходит от подруги, идет одна по темной улице. Сзади подкатывает машина с выключенными фарами. Патрик, ее брат, медленно увозит ее оттуда — один небольшой городок, другой, он высаживает ее на автобусной остановке. Сует в руки конверт с деньгами, которые копил именно на этот случай.

«Я найду тебя, — обещает он. — Как только окончу школу. Тогда и мне там будет нечего делать».

Его мать царапает грязными ногтями пергаментную кожу, водянистый взгляд не отрывается от меня. Съехал из дому в тот же день, как школу окончил, и с тех пор я о нем не слыхала.

Я думаю о том, как им жилось вдвоем. Патрик учится в университете, удаленно, через интернет. Софи зарабатывает деньги как только может — обслуживает столики в забегаловке, пакует покупки в супермаркете. Потом в один прекрасный день они смотрят друг на друга и понимают, что уже выросли. Годы остались позади, опасность миновала. Оба заслуживают того, чтобы жить собственной — настоящей — жизнью. И вот Патрик уезжает обратно в Батон-Руж, но всегда изыскивает возможность вернуться.

Я уже на ступеньках, когда Софи снова заговаривает — в ее речи я слышу голос брата, сильный, убедительный.

— Это была моя идея. Насчет подарка. — Я оборачиваюсь и смотрю на нее; она стоит на том же месте, плотно скрестив руки на груди. — Патрик только о вас все время и говорил. До сих пор не перестает. — Она усмехается. — Когда он сказал, что намерен сделать предложение, я решила, что таким образом тоже смогу присоединиться. Представлять себе его у вас на пальце. Как если бы рано или поздно нам удалось познакомиться.

Я думаю о Патрике, о статьях, спрятанных в книге у него в спальне. Преступления Купера вдохновили его на то, чтобы забрать Софи из дома — помочь ей исчезнуть. Из-за моего брата оборвались столько жизней — я все еще не могу спать по ночам, их лица выжжены у меня в памяти, словно обугленное пятно на ладони у Лины. Большое черное пятно.

Столько жизней потеряно… Кроме Софи Бриггс. Ее жизнь — спасена.

— Рада, что вы это сделали. — Я улыбаюсь. — А теперь вот и познакомились.

— Я слышала, вашего отца выпускают. — Она делает шаг вперед, будто не хочет, чтобы я уходила. Я молчу, не зная, что ей ответить.

Я была права насчет того, что Патрик посещал отца в Энголе; туда он в эти свои командировки и ездил. Он пытался узнать от него правду о Купере. Когда Патрик поведал ему, что убийства начались снова — сообщил о пропавших девочках, предъявил цепочку Обри в качестве доказательства, — отец согласился обо всем рассказать. Но когда уже успел сознаться в убийстве, нельзя просто так взять и передумать. Нужно кое-что еще — признание истинного преступника. Тут я и пригодилась.

В конце концов, за решетку отца привели мои слова. Было лишь справедливо, что и освободить его помогла моя беседа с Купером двадцать лет