Решение этой проблемы на личном уровне вперемешку с работой изменило ситуацию и заставило меня чувствовать себя намного лучше, чем я хотел. Я хотел бы, чтобы это было просто какой-то больной, извращенной мечтой, которую культивировал мой разум, но нам предстояло взглянуть в лицо холодной правде и разобраться с ней прямо. Это была наша реальность.

Милле полагалась на нас больше, чем когда-либо, без сомнения, это повлияло бы на нее не в ту сторону. Эта девушка прошла через ад, но осталась независимой и сильной. То, с чем она жила, сформировало ее таким образом, который мы не могли постичь.

Ее психическое здоровье должно было стать приоритетом. Дело было не только в физическом и сексуальном насилии, которому подвергал ее Адам, это было психическое повреждение ее психики, которое могло стать разницей между жизнью и смертью. Я не был уверен, в какую сторону склонялись чаши весов в пользу Миллы в данный момент времени.

Мы были слишком близки к ситуации, затуманены эмоциями, игнорировали факты, лежащие прямо перед нашими лицами. Мы были слепы. Осуждали ее, заставляли ее чувствовать себя никчемной, возможно, даже более никчемной, чем она себя уже чувствовала.

Я в отчаянии потер лицо руками. В голове у меня был полный беспорядок. Я чувствовал себя так, словно находился на ускоренном аттракционе в тематическом парке, вверх и вниз, круг за кругом, адреналин бурлил по всему телу, зная, что в конце у меня скрутило бы желудок. Жизнь меняется. Она оказалась на минном поле, это всего лишь один кусочек головоломки, но часть, которая связывала больше, чтобы мы могли разобраться, чтобы привести этих больных, злобных дегенератов к нашему собственному образу правосудия.

Грохот в моих ушах искажал голоса в комнате.

Мой взгляд упал на темно-коричневый стол для совещаний из красного дерева.

Узкий кругозор, который нужно уничтожить. Все и вся. Ничто из этого не имело значения.

Я схватился за запястье, чтобы просто пощупать свой пульс, этот спасательный круг.

Я хотел преуменьшить значение своего поведения с тех пор, как мы застукали ее с ним, предполагая, что это они творили за нашими спинами. Как же мы ошибались. Сожаление скрутило мой рот, оставив горький привкус.

— Ты не знал, сынок.

Папа пытался утешить меня, в его глазах плескалась боль. Некоторое время назад он почувствовал, что с ней что-то не так, но мы отмели это, не задумываясь.

— Мы подвели ее. Я, блядь, подвел ее.

У меня защипали глаза; я не собирался плакать. Блядь, нет. Должно быть, немного грязи попало мне в глаза.

Да, я согласился бы с этим.

Я взглянул на тех, кто сидел в комнате в здании нашей штаб-квартиры. Центральный офис, хорошо скрытый от посторонних глаз, со скрытыми внутри секретами, это здание было золотой жилой для наших врагов, если они когда-нибудь обнаружили бы нас здесь.

Я посмотрел на Холлиса, который не двигался, он был смертельно спокоен и неестественно молчалив, явно более растерянный, чем обычно. Престон выглядел убийцей, его руки были сжаты с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Пустая пластиковая бутылка из-под воды в его руке громко хрустнула, вызвав несколько обеспокоенных взглядов у остальных присутствующих в комнате.

Я? Я был просто потерян. И зол. Так чертовски зол.

Я сказал Милле, что узнал бы эти секреты из ее уст, но не понимал, что ее секреты были предназначены для того, чтобы защитить себя из-за невозможной ситуации, в которую она была вынуждена попасть. Вынужденна. Это заставляло меня нервничать, это вызывало во мне желание вызвать разрушение до библейского уровня.

Я бы так и сделал, но я должен был действовать разумно, это то, чему я научился за время, проведенное с Совами, направлять свой хаос в нужное русло. Собери информацию. Перегруппируйся. Бей. И бей туда, где чертовски больно. О, как это было бы красиво больно. Это была наша работа, но теперь то, что касалось ее, было личным.

В тишине конференц-зала зазвонил папин телефон. Нахмурив брови, он взглянул на экран, прежде чем ответить.

— Что? — его глаза оглядели каждого человека в комнате, прежде чем остановиться на моих, когда он ответил тому, кто был на другом конце провода.

— Ты должен был сказать мне, — пауза, тяжелый вздох. — Черт! Ладно, ладно…

Он начал расхаживать по комнате.

— Пришлите мне местоположение, когда оно будет у вас, и мы вооружимся и будем там.

Пауза.

— Нет, Дин… — он посмотрел на свой телефон, затем снова на нас. — Мудак оборвал меня.

— Дин? — спросил Холлис, очнувшись от глубокой неподвижности.

— Да. Это был Дин Росси.

Мой отец покачал головой.

— Решил рассказать мне сейчас, что он проник в бизнес мэра, заставив их поверить, что он один из них, способный заполучить что угодно и пролить на это свет. Проблема в том, что он только что узнал, что в этом замешана его дочь. Он никогда не знал. Естественно, сейчас он чрезмерно эмоционален и кипит от злости, и хочет кого-нибудь убить.

Раздался скребущий звук, прежде чем громкий, пронзительный грохот проник в комнату, заставив меня небрежно оглядеться. Насилие никогда не пугало меня. Престон швырнул свой стул о стену, его грудь тяжело вздымалась, когда тот разлетелся на куски. Я видел безудержный гнев, этого его демона, успешно вырвавшегося из своих рамок. Черт.

Он проигнорировал все обращенные на него взгляды, заняв позицию у стены, в то время как мой отец проигнорировал его истерику и продолжал вести себя так, как будто ничего не произошло. Вероятно, разумный ход.

— И…

Я ждал, когда упала бы еще одна бомба; в тот момент это было естественным предположением.

— Несколько ночей назад ее положили в больницу из-за случайной передозировки…

— Что? — я задохнулся. Мои голосовые связки сдавило.

— …но ее отпустили. Вернулась в свое общежитие, и ее забрали снаружи, когда она выходила. Заметив следы борьбы, Дин и его коллеги просмотрели видеозаписи, подтверждающие, что ее без сознания отнесли в фургон, который невозможно отследить.

Это только усложнялось. О чем, черт возьми, думал