Была одна пресс-конференция, на которую мне, наверное, не стоило идти. Я о встрече с журналистами на Кубке Содружества в 2001 году. Но что было, то было. Я не спал два дня перед тем матчем. Тогда навалились и футбольные проблемы, и трудности внутри клуба. После игры решил – все, отдыхать. Ни о какой пресс-конференции и речи не шло, решил – не пойду. Напряжение – жуткое! Мозг работает – не отключается, а физически уже и сил нет, но все равно уснуть не могу. Не подсаживаться же на снотворное. И тогда решил, как делают в народе – надо выпить, выключить голову. Может, так сон придет. И уже когда выходил, чтобы уехать из «Олимпийского», меня перехватили. И вот в таком состоянии я оказался на пресс-конференции. Некрасиво – да. Но я же живой человек, не робот. Если ошибался – это были мои ошибки. Хотя такие ошибки не делают мне чести.

Да, на позднем этапе моей карьеры в «Спартаке» были вещи, которые люди не понимали. Но я тогда окунулся в совсем другую реальность, в которой мне было неприятно находиться. Приоритет в этой реальности отдавали не футболу, а «золотому тельцу». А это не мое. Напряжение – эмоциональное, психологическое – именно в то время было колоссальным.

Уже тогда я готовился к уходу из «Спартака». Возможно, мне стоило раньше покинуть свой пост, еще летом 2002-го. Мне было неприятно работать в ситуации, когда мысли футболистов были забиты деньгами, а не футболом. В итоге я потерпел год, но больше мучить себя уже не мог.

Люди, которые говорят, что я со временем изменился в отношениях со своими ребятами, не понимают одного – с годами росла и возрастная дистанция с игроками. Начинал тренировать я, когда большинство из них были ненамного младше меня. Одно дело – рубиться в домино с Борей Поздняковым или Серегой Базулевым – ребятами, с которыми я недавно вместе выходил на поле, и другое – с молодым Безродным. Что я, старый пень, попрусь с пацанами играть? Я понимал: если я приду к ним, кто-то будет меня стесняться, кто-то бояться. В общем, компанию не украшу. Да молодежь и не особо любила домино. У нее уже были свои интересы. Поэтому и складывалось впечатление, что тот, прежний Романцев, был доступней.

А власть у меня в клубе была с самого начала. Николай Петрович мне сразу сказал: делай все, что посчитаешь нужным. Есть частый вопрос, который задают тренерам: кем надо быть – диктатором или демократом? Мне кажется, демократии в команде, в которой играет 20–30 человек, точно быть не должно. Я однозначный противник этого. У нас 30 человек, и у каждого свое мнение. При демократии каждый будет свое мнение отстаивать. А у семи нянек, как вы знаете, дитя без глаза. Я всегда был за умеренную диктатуру. И за единоначалие. Тренер за все отвечает. Поэтому он должен требовать с ребят.

Другое дело, что разные ситуации предполагали разную реакцию. Совсем уж деспота из меня делать не надо. Когда требовалось, я включал демократию и давал игрокам свободу.

* * *

Уставал ли я от профессии? Расскажу такую историю. Я еще играл за «Автомобилист», и как-то в Омске нас повели на экскурсию на местный шинный завод. Нам показали, как там делают резину – от начала производства и до конца. Уже готовые шины там пускали по конвейеру. У конвейера стоял мужчина лет 30 и замерял их с рулеткой – чтобы не было отклонений от нормы.

– Тяжелая у него работа, однообразная, – сказал я нашему экскурсоводу.

– Согласен. Кстати, у этого человека два высших образования, – ответил он.

И вот тогда я испугался. Заниматься такой работой с двумя высшими образованиями – это беда. А работа тренеров – это все равно творчество. Всегда можно найти какую-то новизну. Но ее надо искать. Конечно, порой приходится повторять одно и то же. Но всегда можно искать другие слова, заходить с разных сторон. При этом лукавить не буду – порой мне действительно было не интересно: чемпионат еще не начался, а ты уже знаешь, что все равно будешь чемпионом. Бывали даже такие случаи: жены игроков сидели на трибуне и болели против своих мужей. Говорили: «Иначе неинтересно смотреть. Хочется борьбу видеть. А мы приходим – вы по пять забиваете, вот и весь футбол».

* * *

Разумеется, хотелось побед не только в России, но и в Европе. В «Спартак» в конце 1990-х пришли люди с деньгами. Я понимал, что нельзя все время жить по одной формуле: готовить футболистов, потом продавать их и на эти деньги существовать. А именно по такому принципу тогда строился бюджет клуба. Да и перед ребятами было неудобно: они знали, сколько получают их коллеги, скажем, в «Локомотиве», который к тому моменту ни разу не выигрывал золотые медали. Конечно, это было несправедливо. У них семьи, дети, их надо кормить, обеспечивать будущее. Никто из них не бурчал, и за это я благодарен всем ребятам из того поколения: Титову, Тихонову, Парфенову…

Но я сам четко осознавал: «Спартаку» нужны люди, которые будут готовы финансировать команду. И с их приходом действительно у некоторых игроков возросли зарплаты. Другое дело, что пока я был президентом, серьезных вливаний в команду не было. По сути, передо мной было поставлено условие: я расстаюсь со своим постом, уступаю свои акции, и тогда в команду вкладываются деньги.

Отчасти это справедливо. Но одно дело – если ты, став акционером, участвуешь в управлении, вливаешь финансы в клуб. Тогда ты можешь спрашивать за результат, требовать отчета за вложенные деньги. И совершенно другое, если акционер – нефутбольный человек – пытается не только управлять, но и вмешиваться в дела тренера, устанавливать нагрузки и график тренировок, подбирать состав. Это уже никуда не годится!

Из воспоминаний Юрия Заварзина:

– Червиченко пришел в клуб примерно тогда, когда был подписан контракт с «Лукойлом», – в начале 2000 года. Я лично подписывал этот контракт вместе с Романцевым. Со стороны «Лукойла» был президент компании Вагит Алекперов. Он, кстати, тогда сказал: «Я считаю, что неправильно делаю, соглашаясь на этот контракт. Мы как нефтяная компания должны спонсировать профильные виды спорта – такие как автоспорт». Больше всех в участии «Лукойла» был заинтересован первый вице-президент «Лукойла» Ралиф Сафин. А Леонид Федун тогда никакого отношения к футболу не имел.

После заключения спонсорского контракта Червиченко вошел в структуру клуба как представитель от «Лукойла» – в качестве вице-президента. Своих денег он тогда в «Спартак» не вкладывал.

Было видно, что Червиченко хочет руководить процессом. Я же привык управлять сам. Олег Иванович выразил желание работать с той группой. Они тогда сделали ставку на то, что новые финансовые вливания помогут клубу построить свой стадион. К этому проекту планировалось привлечь дополнительные инвестиции.

А насильно мил не будешь. Поэтому я и дал согласие на продажу своих акций, когда Червиченко предложил такой вариант. Какой смысл мне был оставаться в «Спартаке» – лишним и посторонним человеком? Тем более что параллельно у меня был свой бизнес. Финансировать клуб было тяжело. Самый большой бюджет у клуба был 14 миллионов долларов – в тот год, когда мы удачно сыграли в Лиге чемпионов. Мы каждый год искали деньги. А построить стадион без «Лукойла» и вовсе не представлялось возможным. Смысла надувать щеки и продолжать сидеть в кресле гендиректора мне не было.