Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но были в прорабстве и людишки из тех, какие шатались по всей Сибири, нигде не находя себе места и дела по душе, зараженные до мозга костей индивидуализмом, мечтающие лишь о больших заработках да какой-то «легкой жизни». Человеку с несколько мрачным взглядом на действительность эти людишки могли броситься в глаза, пожалуй, прежде всего: они вели себя чрезвычайно своевольно, дерзко, зачастую не признавали никакой трудовой дисциплины, устраивали «гужовки» — многодневные гульбища с драками. Это была настоящая «таежная вольница».
…Итак, как и когда-то на целине, я опять повстречал людей с резко противоположными взглядами на труд, на место и обязанности человека в обществе. Опять увидел, как происходят неизбежные столкновения между ними, типичные схватки наших дней.
Недолго пробыл я на шивере Аладьина, но, смею утверждать, мне удалось основательно постичь взрывное дело на реках, а также подсмотреть, что строители речного пути, удаляя камни из русла Ангары, заодно удаляли немало «подводных камней» и из своей жизни. Борьба за чистоту судового хода сливалась у них с борьбой за нравственную чистоту человеческих отношений. Мне удалось выудить не только несколько хариусов из речушки, впадающей в Ангару у шиверы, но и «выудить» несколько житейских историй, которые, при известной переплавке в личном творческом горниле, могли пригодиться для будущей книги.
Кстати, о творческих командировках, какие предоставляются иногда писателям, и надо прямо сказать — совсем не напрасно, как любят утверждать зубоскалы.
Как-то после войны на съезд писателей Украины приехала делегация из Москвы. При первой же встрече с украинскими писателями, за ужином, некто начал довольно ехидно расспрашивать А. А. Фадеева:
— Скажите, какой из толстых журналов вы считаете лучшим?
— «Красную новь», — не задумываясь, ответил Александр Александрович и залился смехом, приглаживая седые волосы назад; как известно, этот журнал, выходивший под его редакцией, прекратил свое существование перед войной.
— А скажите, как вы относитесь к творческим командировкам? — не унимался любознательный. — Можно ли за небольшой срок изучить жизнь?
— Знаете что, товарищи! — вдруг серьезным тоном заговорил Александр Александрович. — Стало быть, если послать в командировку нелюбознательного писателя, он и за год не соберет нужного материала; если же послать остроглазого — ему будет достаточно и одного месяца.
Я вполне согласен с А. А. Фадеевым и всякие насмешливые разговоры о том, что нельзя «изучить» жизнь в течение короткой командировки, считаю обывательскими и невежественными. Для того писателя, какой свалится с луны, короткой поездки для изучения жизни, конечно, будет недостаточно; для того же, какой изучает ее с малых лет и активно участвует в ней, бывает достаточно и короткой поездки, тем более если свои непосредственные впечатления он подкрепит изучением необходимой справочной литературы.
Впрочем, побывав на Ангаре, я совсем не сразу взялся за создание новой книги. Мне потребовался целый год для обдумывания своих впечатлений и записей, детального изучения столетней практики русских землепроходцев по расчистке русла Ангары от камней и, наконец, изучения взрывного дела. Одновременно, правда, делались и первые наброски для романа «Стремнина».
О чем же я задумал роман? Да опять же о том, что труд в нашей стране — великое, вдохновенное творчество и тот, кто трудится с умом, как говорится в народе, тот прежде всего и является мыслящей личностью. О том, что трудовая слава должна принадлежать тем, кто ее заслужил, а со всеми, кто пытается пользоваться ею незаслуженно, надо поступать круто. О том, что хищники всех мастей не просто нехорошие люди, а наши злейшие идейные противники, которых не пронять одной добротой.
Признаться, меня несколько смущало, что эта остросовременная тема по своему внутреннему содержанию была очень близкой к той, какой посвящена уже «Орлиная степь». Более того, прорабство на ангарской шивере по ограниченности своего мира и расстановке в нем противоборствующих сил очень напоминало целинную бригаду Леонида Багрянова в алтайской степи. Меня могли обвинить в своеобразной литературной «пробуксовке» — повторении не только темы, но и некоторых ситуаций. Но я подумал: а какая же тема после военной может считаться теперь наиболее важной, злободневной? Да конечно же тема труда: она неисчерпаема, она главная золотая жила советской литературы. И все сомнения были отброшены.
Но роман «Стремнина», как и «Орлиная степь», вынашивался и складывался очень долго. За тот год, пока шла подготовительная работа, у меня в Москве побывали товарищи с Ангары. Они рассказали о том, что происходило там уже после моего отъезда. Речные строители, оказывается, самостоятельно разработали новый метод подводных направленных взрывов, который изменил весь ход взрывных и скалоуборочных работ. О направленных взрывах на суше все, конечно, наслышаны: с их помощью теперь передвигают целые горы, строят плотины для гидростанций. А вот направленные взрывы под водой, да еще на ангарских шиверах, опять-таки совсем другое дело. Такого удачного решения проблемы мне очень не хватало для финала будущей, уже во многом обдуманной, книги, и я решил еще раз побывать на Ангаре. Да и нелишне было еще раз повстречаться с рабочими, ведущими взрывы, чтобы глубже познать их психологию и написать о них просто, но как можно более образно и увлекательно. В последнее время у нас, к сожалению, стало много появляться книг, густо замутненных разной заумью, которая выдается за какую-то философию, но эта философия — вроде мутного пойла. Нормальные люди употреблять его не могут. Литература должна быть умной, но без зауми, а кроме того — интересной и увлекательной.
В Красноярске я сказал знакомым речникам, что хочу добраться самолетом до Кежмы, а оттуда спуститься на самоходке вниз по Ангаре, делая остановки в тех местах, где еще велись взрывные работы.
…В Кежму я прилетел в полдень и быстро нашел на берегу самоходку, на которой мне предстояло совершить путешествие по Ангаре. Был какой-то летний праздник, кажется, петров день, и в Кежме его отмечали по старинке. Стояла невыносимая жара. Я решил искупаться, хотя и побаивался холодной ангарской воды. Но что случилось с прекрасной Ангарой? По ней чуть ли не сплошь несло из Братского водохранилища клубы какой-то спутанной травы. Она губила в реке все живое…
На многих шиверах Ангары взрывные работы были уже закончены. Никого не