Калиостро представлялся Сен-Жермену весьма опасным типом, поскольку толкал масонство к балаганному шарлатанству. Предостережения, отправленного в Сен-Лазар, оказалось явно недостаточно, чтобы оградить братство от его происков; требовалось предупредить и остальные ложи, в том числе эту.

Себастьян в задумчивости сидел за столом, когда в зал вошел один из его друзей-тамплиеров, вполне достойный доверия, Бурре де Корберон. Будучи послом Франции в Санкт-Петербурге на протяжении трех лет, он часто наведывался в Париж и передавал Себастьяну какой-нибудь подарок от того или иного братьев Орловых или от князя Барятинского.

— Мой дорогой друг, я предчувствовал, что встречу вас здесь, — заявил дипломат, едва заметив Себастьяна. — В конце концов я поверю в общение душ на расстоянии, — добавил он шутливо, усаживаясь напротив него.

Корберон был скептиком. Мир забавлял его, поскольку он рассматривал его с сатирической точки зрения. Казалось, он был открыт любым идеям, но не примыкал ни к одной.

— Как там в России? — спросил Себастьян.

— Скучают по вам. Все меня только и спрашивают, не знаю ли я, когда вы вернетесь. Вы в такой милости при тамошнем дворе, что это у многих вызывает зависть.

Себастьян подозревал, что послу известно о его участии в ночном перевороте, но от замечаний воздержался.

— Граф Елагин, — продолжил Корберон, — который, как вы знаете, возглавляет русских масонов, говорит, что ему не терпится услышать ваше мнение о европейских собратьях.

— Удивляюсь, как это Святейший синод еще не велел его убить, — заметил Себастьян. — Скажите, а верно ли, что в Санкт-Петербурге, как я слышал, недавно обосновались шведские ложи?

— Да, и это дает вам повод к осторожности. Наши шведские друзья замечательно организованы, и русское масонство под их влиянием становится настоящим тайным обществом, что беспокоит императрицу. Беспокоит тем более, что новый великий магистр, князь Кулакин, дружен с великим князем Павлом, а тот враждебно настроен к своей матери.

— В общем, она косо смотрит на масонов.

— Это еще мягко сказано. Она считает их солдатами под командой иностранного принца Карла Судерманского, брата короля Швеции.

— А пруссаки?

— Они тоже ввязались в драку, что должно безумно забавлять вашего друга Фридриха.

— Граф, этот король вовсе не из числа моих друзей, — возразил Себастьян. — Дружеские чувства он питает только к собакам.

— Кроме того, — продолжил Корберон, — Екатерина добилась признания своей власти от всех, кто ее окружает, и даже от тех, кто далек от нее, но только не от собственного сына. Однако ее былое воодушевление французскими идеями изрядно поостыло…

Тут явился Сен-Мартен и, завидев обоих собратьев, подошел поздороваться с ними.

— Магистр, — сказал Себастьян, — я хотел бы поделиться с вами одной заботой, которая касается всех нас.

Сен-Мартен снял шляпу и сел.

— Ну так вот, — продолжил Себастьян, — я узнал, что Калиостро собирается основать новый масонский ритуал, который называет египетским. Я не знаю, что сие означает, но задаюсь вопросом, согласуется ли эта затея с уставом нашей ложи.

— Я наслышан об этом, — ответил Сен-Мартен. — Вы правы, никоим образом не согласуется. Допустима принадлежность к нескольким ложам одного толка, но не введение нового ритуала, если принадлежишь к другому. Для вашего сведения: Калиостро именует себя верховным магистром этого свежеиспеченного ритуала и велит величать себя Великим Коптом. Кроме того, он хочет сделать магистром и свою жену, или сожительницу, не знаю, кто она ему, под именем царицы Савской…

Корберон расхохотался, Сен-Мартен криво усмехнулся.

— … А принимая новых адептов, делает это во имя Гелиоса, Мене и Тетраграмматона. Все эти сумасбродства порочат нас, — завершил он. — Если Калиостро явится сюда, он не будет принят.

— Расскажите-ка мне об этом человеке, — попросил Корберон.

— Наш брат Сен-Жермен знает его лучше, чем я, — сказал Сен-Мартен. — Они встречались в Гааге.

Себастьян для начала набросал портрет Калиостро.

— Он ведет подозрительные речи. Утверждает, что превращает свинец в золото, а это явный обман. Приписывает себе сверхъестественные способности, например общение с душами умерших. Его учение кажется мне бессвязным. Еще он утверждает, что может возрождать тело и дух посредством таинственного лечения, основанного на посте, кровопусканиях и поглощении каких-то неведомых снадобий, что, на мой взгляд, способно скорее свести человека в могилу, нежели позволить ему прожить пять тысяч пятьсот пятьдесят восемь лет…

— Ничуть не меньше? — воскликнул Корберон. — Проклятье! Да он попросту мошенник. Магистр, предлагаю исключить его из наших рядов.

— Я и сам так думаю, — ответил Сен-Мартен.

Тут стали прибывать остальные братья. Сен-Мартен встал, приветствовал их и отправился руководить приготовлениями зала.

Себастьян уехал в Хёхст. Поездка утомила его больше, чем обычно, и весь следующий день после приезда он пролежал в постели, чтобы восстановить силы. Ему было уже шестьдесят восемь, и он чувствовал, что жизнь на исходе. Больше всего его беспокоило сердце. Он принял несколько капель настоя белладонны, лекарства, к которому прибегал все чаще.

Через месяц пришло письмо от Сен-Мартена, в котором сообщалось, что Калиостро исключен из ложи Благотворения, о чем сицилийцу и было сообщено в Нюрнберг, где он находился вместе со своей сожительницей. Но этот прощелыга, добавлял Сен-Мартен, и без того получил там самый презренный прием и уехал, напуганный угрозами. По последним известиям, направился в Берлин.

Осень 1778 года подходила к концу, и Александр в письме задал отцу вопрос, не желает ли он провести зиму в Блю-Хедж-Холле, располагавшем гораздо большими удобствами, нежели хёхстская усадьба, и где он, конечно же, будет окружен заботами Северины, Пьера и Франца.

Путешествие, которое Себастьян прежде переносил легко, теперь было для него настоящим испытанием. И ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы решиться на это. Он знал, что впереди у него уже не много таких поездок. Он ответил Александру, что будет рад увидеть их всех в Лондоне в середине декабря.

За несколько дней до отъезда почтовая карета доставила из Берлина посылку, адресованную графу де Сен-Жермену. Это был обыкновенный деревянный ящик, обвязанный крест-накрест бечевкой. Из Берлина? По правде говоря, Себастьян был знаком там только с Фридрихом II, но весьма сомневался, чтобы король прислал ему какой-нибудь подарок. Он велел положить посылку на пол и долго ее изучал. Ульрих с садовником недоумевали, почему хозяин медлит открыть ее. Себастьян же лишь добавил им озадаченности, попросив вынести ящик наружу. Привязав к пятифутовой палке острый нож, он с расстояния перерезал бечевку, удерживавшую крышку. После чего той же палкой приподнял ее.