Ульрих вскрикнул.

Из щели на снег выскользнула гадюка и устремилась подальше от своего узилища. Через несколько мгновений она скрылась в ближайших кустах.

Себастьян усмехнулся. Подойдя к ящику, осмотрел его изнутри. На дне лежала записка. Он взял ее и развернул:

«Гадюке по языку гадюку во плоти».

Никакой подписи, кроме какого-то каббалистического знака.

Себастьян покачал головой. Дело было ясное.

Он поднялся к себе и сел за письмо к Бурре де Корберону, в котором просил того передать господину Калиостро присовокупленный рисунок: то была копия шестнадцатой карты таро, предвещающей катастрофу, — «Богадельня». На ней он попросту пометил дату: 1789.

Основываясь на данных, которые Джузеппе Бальзамо сообщил ему в Гааге, Себастьян составил его гороскоп: в том году на небе сицилийца Марсу предстояло вступить в яростный конфликт с Сатурном.

Тем не менее это упражнение заставило его самого задуматься: поскольку собственная дата рождения ему неизвестна, он никогда не сможет составить свой гороскоп.

Себастьян согласился выпить стаканчик пунша с ромом. Северина и Франц встали, чтобы одновременно расцеловать его в обе щеки. Александр облобызал ему одну руку, а Пьер другую. Переполнявшая всех радость заставляла лица сиять. Глаза Себастьяна увлажнились.

Он подарил каждому по драгоценному камню, которые достал из сейфа, некогда тайно установленного в Блю-Хедж-Холле: изумруд Александру, рубин Северине, сапфир Францу и алмаз Пьеру.

На следующий день Себастьян уединился с Александром и заявил:

— Я больше не буду посещать масонские собрания и прошу вас заменять меня всякий раз, когда сможете. Я старею, и это становится выше моих сил…

— Отец!

— Нет, это всеобщий удел, и смерть меня не страшит. Не думаю, что я еще раз наведаюсь в Лондон. Так что соблаговолите вызвать вашего поверенного, чтобы я передал вам свою долю наших предприятий — красилен в Турне и венецианской фабрики по обработке льна. И не забудем мою контору по фрахтованию судов. По поводу голландских отделений банка встретимся в Амстердаме.

Александр казался подавленным.

— Но, отец, я нахожу, что вы прекрасно выглядите и вообще еще слишком рано…

— Эти дела надобно привести в порядок загодя. На вашем попечении три человека: прошу вас и впредь делать то же самое. Позаботьтесь о благополучии Франца: таким образом, он сможет позаботиться о благополучии Северины.

Себастьян прервался на миг, задумавшись, передаст ли также своему сыну запасы иоахимштальской земли, размещенные в разных местах Европы. Но этого нельзя было сделать, не сообщив Александру о свойствах странного вещества и о своих гипотезах по этому поводу. Он слишком поздно получил письмо от Мюллера, того человека, который как-то вечером пришел к нему в Вене по поводу своей заболевшей раком жены. Рак, писал Мюллер, был побежден за год, но пораженная им грудь высохла и словно обуглилась.

«Это страшное лекарство, и, признаюсь, наша вера в вас не раз пошатнулась. Но вы спасли жизнь, проявив истинное человеколюбие, и мы оба можем лишь призвать небо в свидетели нашей благодарности».

Письмо заставило Себастьяна задуматься. Значит, он спас еще одну жизнь, и если существует какая-то небесная арифметика, то его былой долг погашен.

Результат лечения озадачил его. Неужели он оставит иоахимштальскую землю, так и не узнав, чем является этот минерал? В общем, он отложил этот последний пункт своего завещания на потом.

— Не я возглавляю масонство, — продолжил он, — но опасаюсь, что, когда меня не станет, оно придет в упадок. Проблема, с которой вы столкнетесь, проста. Наши братья считают себя обязанными встать либо на сторону мистицизма, либо разума, и это порождает ненужные конфликты. Разум отнюдь не является врагом мистицизма, и наоборот. Есть вещи, которые наш разум не может объяснить, а гордыня заставляет отвергать как ложные или иллюзорные. Но часто мы полагаем также, что столкнулись со сверхъестественными явлениями, хотя они вполне естественны. Александр, слушайте меня хорошенько: вера и разум должны идти рука об руку.

Александр кивнул.

— Начинаю это понимать, — сказал он с улыбкой.

— И последнее слово. Над троном Франции сгущаются тучи. Я пытался служить этой стране, но ее короли слабы. Близится катастрофа. Когда вы замените меня и когда она покажется неминуемой, предупредите об этом тех, кто ближе всего к королю и королеве. Бегство — их единственное спасение, но только ни в коем случае не через Варенн. Вы меня поняли?

— Почему не через Варенн?

— Потому что очень древние предсказания называют это место пагубным для королевской четы. События неотвратимы, но кровь не должна запятнать судьбу этой страны.

Хоть и запомнив каждое из этих слов, Александр лишь частично понимал их смысл.

Смерть подобна взбалмошной любовнице: то нагрянет врасплох, то заставляет себя ждать.

Самонадеянный воздыхатель годами мается от беспокойства, а она все медлит; зато другой, которого все считали любимцем богов, попадает в ее объятия совсем юным или же во сне.

Порой, вечерами, Себастьян надеялся на ее приход, но она была занята где-то в другом месте. В конце концов уединение Хёхста стало тяготить его: он нуждался в обществе и собеседниках. Так что в начале 1779 года, воспользовавшись визитом герцога Карла Гессен-Кассельского, он намекнул ему, что не прочь погостить в его шлезвигском замке Эккернфёрд. Герцог ухватился за случай, предоставивший ему столь исключительного гостя, и Себастьян обосновался в покоях с видом на Кильский залив, чьи серые воды завораживали его: пейзаж казался ему распахнутым прямо в бесконечность.

Хотя в замке Себастьяна по большей части окружали герцогские сановники, опасавшиеся открыть рот, чтобы не ляпнуть какую-нибудь плоскость или обнаружить свое бескультурье, нередко ему составляли компанию и более изысканные собеседники. Кроме супруги герцога, вдумчивой, образованной и говорившей только тогда, когда действительно имела что сказать, в беседах участвовал и герцог Фердинанд Брауншвейгский, весьма сведущий в тех же областях знаний, что и герцог Карл с Себастьяном. Порой они засиживались за разговорами допоздна.

Несмотря на кажущееся разнообразие тем, предмет их дискуссий всегда был один, тот самый, который Себастьян в свое время сформулировал для Александра: приобретается ли истинное знание посредством интуиции и мистицизма или же разума? В то время ходило много слухов об одном странном лейпцигском трактирщике, Иоганне Георге Шрепфере, который вызывал необычных духов у себя на чердаке. Своеобразие этих духов заключалось в их нечеловеческой природе: то были гули, лемуры, сильфы. Герцог Фердинанд самолично присутствовал на одном из этих сеансов и заявил, что вышел оттуда смущенным. Он спросил у Себастьяна его мнение.