Я сделал шаг назад и поднял руки, показывая, что воспринял угрозу всерьез. Его это не впечатлило.

Думай живее, Дрот.

– Когда ты получил приказы? – спросил я.

– Какая разница? – Он окончательно решился и наставил на меня острие. – Главное то, что ты не войдешь. А если попробуешь… ну что же, расклад изменился. Мое слово против трупа. Согласен?

– Да, – кивнул я, – но ты попадешь в неловкое положение. Тебе придется объяснять, зачем ты убил свеженького иждивенца падишаха.

– Чего? – Дошло, он моргнул.

– Пьеса. – Я указал большим пальцем через плечо. – Сыграли нынче. Ему понравилось, он предложил патронаж. Теперь я принадлежу ему.

– Ха! – Стражник сплюнул на случай, если я не уловил презрения в его смешке. – Чтобы мой господин да взял тебя? Сомневаюсь.

– Думай что хочешь, только отопри и дай мне доставить послание.

– Какое послание?

– Которое мне поручил секретарь, естественно. – Я вздохнул и опустил руки.

Острие копья качнулось, но снова застыло.

– Нет никакого послания, – заявил он увереннее, чем мне хотелось. – И ты никакой не иждивенец. Иначе носил бы не визирев жетон, а моего господина.

Я глянул вниз, как будто забыл о латунном ромбике, который висел на груди.

– Тебе же сказано – он принял нас только что… а, не парься. Вот… – Я сунул руку за пазуху.

Страж напрягся и резко выставил копье. Я замер.

– Не сметь! – крикнул он.

Ну что же, я его откровенно достал – разве нет? И не знал, хвалить ли себя за это или ругать.

– Спокойно, – произнес я. – Полегче. Я просто хотел показать послание.

И медленно вытянул светлый, незапятнанный уголок шарфа Рта, который припрятал, понадеявшись, что тот сойдет при таком освещении за бумагу. Я шагнул вперед.

– Вот, взгляни.

Еще один шаг.

Стражник тронулся с места. Как и его копье.

– Достаточно, – сказал он. – Положи на клинок, и я подтяну к себе.

Сучня! Я хотел подманить его на расстояние удара ножом или ближе. Даже найдись у меня что-то, способное сойти за бумагу, оно не поможет мне попасть внутрь, если окажется на копье.

Я спрятал «послание» за пазуху и подступил еще на полшага.

– Ага, чтобы ты прочел? – Интересно, удастся ли мне схватить древко и подтянуть его владельца к прутьям? – Или уничтожил и потом сказал, что в глаза не видел?

Успею я ли подобраться, пока он не отпрянет?

– Нет, это вряд ли, – покачал я головой.

Он помрачнел сильнее. Я упускал его, рассказывая эту байку. Проклятье, я упускал и себя самого, вот наказание!

– Я не… – начал он, но вдруг осекся, и на его лице отразилось изумление.

Вполне оправданное с учетом того, что над его воротником расцвело оперение дротика, а тонкая стальная игла погрузилась в шею.

Он поднял руку, скользнул пальцами по ворсинкам и выдохнул первые полслога чего-то. Затем рухнул.

Я уже разворачивался и приседал, когда позади спросили:

– Каким надо быть дураком, чтобы полезть во владения падишаха?

Голос изошел от клока ночи, который направился ко мне, дополненный знойными очами и насмешливым тоном; от клока ночи, который заодно припрятал в рукав духовую трубку.

– Дурак уже совершил это дважды, – ответил я и выпрямился, когда Ариба приблизилась. – Что ты здесь делаешь?

– Я же сказала: присматриваю, чтобы ты не убился. – Она пожала плечами. – Поскольку ты именно этого и захотел…

– Не надо меня прикрывать.

Не здесь. Не сейчас.

– Ты волен хотеть чего угодно – чтобы звезды попадали с неба и превратились у твоих ног в алмазы, мне наплевать. Пока я не решу иначе, сегодня за тобой пойдут две тени: твоя и моя. – Она скрестила руки и вскинула изящную бровь. – Так и будешь стоять и ждать, пока прибегут разбираться, или войдем?

– И ты не собираешься мне мешать? – Я отступил на полшага.

– Зачем?

– Сама знаешь… – Я указал через плечо на парк. – Вдруг я убьюсь?

– Моя задача – помочь тебе выжить, а не удерживать от глупостей. Не думаю, что последнее вообще возможно.

– Верно, – поддакнул я. – Здо́рово.

И повернулся к воротам. Стражник упал так близко, что я в считаные секунды ухватил его за ногу, подтянул и обыскал на предмет ключей.

Потом я отпер ворота. Собаки в конурах залаяли на скрежет ржавых петель, и те, что обитали на площади, присоединились к хору.

– Эй! – позвал я. – Ну-ка, помоги.

Мы выволокли стражника наружу и оттащили в переулок. Будка была ближе, но лучше убрать его подальше с глаз, потому что отсутствующий часовой вызовет меньше переполоха, чем мертвый.

Собаки принялись за тело еще до того, как мы прошли обратно через ворота. Я притворил створку, и мы устремились в глубокую тьму, окутавшую парк падишаха.

Было уже прилично за полночь, но это не означало, что тот обезлюдел. По дорожкам то и дело спешили слуги или чиновники – порученцы, письмоносцы или факельщики, освещавшие дорогу расфуфыренным ноблям и высшей придворной знати. Встречались и патрульные падишахской гвардии, но их было мало, и они так шумели, что слышал даже я, не говоря об Арибе. А также, разумеется, не делись никуда павильоны и открытые площадки, как освещенные, так и темные, – они испещряли ландшафт, прикрывая нас и отвлекая тех, кто мог бы засечь.

В каком-то смысле это была идеальная ситуация для любого Домушника: открытые местности, сплошные заслоны, полным-полно Светляков, которые бродили и делали бесполезными сторожевых собак и прочие ночные препоны. Мне не верилось, что эти угодья не грабили еженедельно: отрада для воров, если удастся очутиться за стенами. Я поделился этой мыслью с Арибой, когда мы задержались в тенистой купе фисташковых деревьев, которые я признал с последнего визита.

– Парк не дворец, – ответила Ариба.

Она шарила взглядом по лужайке перед нами и вслушивалась в ночь, кивая взад-вперед головой, как певчая птица. Несмотря на краску, которой были натерты открытые участки ее кожи, я мог достаточно рассмотреть лицо, чтобы понять не только то, где она находилась, но и чем занималась. Правда, пришлось напрячься.

– Есть разница, – продолжила она, – между доступом к слугам принца и самому принцу.

– В чем же она?

Разлитая в ночи клякса изучила меня.

– Неужели все имперцы настолько болтливы, когда заняты делом?

– Только толковые.

– Тогда я с нетерпением жду, когда ты неизбежно умолкнешь.