Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Машалла! Машалла! – Воздавая славу Аллаху, обещал, что все будет очень хорошо, твердил не переставая: – Чок гюзель, чок гюзель.
– Машалла, – шептал неземной голос. – Машалла!
Винтовка у напарника предательски дрогнула, готовая выпасть из рук. Безумные глаза с расширенными от гашиша зрачками смотрели с ужасом, не желая воспринимать действительность ночи. Ахмед предостерегающе крикнул, глядя сурово на товарища, повелевая взять себя в руки. Махнул факелом, освещая цель. Щегольские усы ниточкой затопорщились каждым волоском, подчеркивая тонкие алые губы. И вдруг разом они побелели. Из уголка рта потекла струйка крови. Ахмед выронил винтовку и судорожно пытался рукой нащупать что-то в спине. Другая рука продолжала цепко удерживать головешку, освещая немую сцену. Он пытался что-то сказать, но вместо слов фонтаном хлынула струя крови. Ноги его надломились. Внезапный порыв ветра вмиг затушил головню.
Второй турок закричал:
– Ибрис! – выронил винтовку, развернулся, бросился вдоль берега к воротам казармы. – Шайтан! Ибрис!
И что-то про Аллаха неслось в ночи. Рассекая воду, в три прыжка рядом со Швырем оказался Сашко, на ходу скидывая на песок с головы дурно пахнущий клубок, срывающимся шепотом бросил:
– Догоню!
– Нехай бежит! Так даже лучше. Теперь быстро. Винтовки их воткни стволами в дно.
В форте закричали, и вдруг – пушечный выстрел, шрапнель с визгом полетела по воде.
– Ложись! – Хорошо, что в другую сторону. Батько распластался на пристани, пихая мешок куда-то под настил. Сверкнуло огниво.
– Берем дохлого турка – и бегом к лодке, а дальше – иншалла.
– Чего?
– Тащи, говорю. Вот чювяк адыгейский! – на бегу бормотал старик, явно отзываясь о казачке поучительно-назидательно, – а еще учит меня постоянно. Иншалла – как угодно Аллаху. Ложись! Язык врага знать надо. Учись у меня, черт водяной!
«Крики, выстрелы, топот, а он поучать не перестает», – пронеслось в голове молодого пластуна. Взрыв, свист обломков, стоны, крики.
– Ползком давай.
Медленно, но казаки оставляли очаг паники. Из форта опять выстрелила пушка.
– И в кого они там палят?!
На горе опять заполыхал огонь.
– Я останусь, нужно узнать, когда и какое подкрепление они вызывают.
– Батько, давай я. Потом сам доплыву.
– Ну, казаче, Бог на помощь. Будем ждать.
– Вы, Батько, про водяного не рассказывайте никому! – попросил Сашко.
– Ну что ты. Не скажу никому, – заверил искренне старик, в голове которого уже рождалась очередная история-байка для зимнего вечера под самовар. – Здесь никому. Никогда.
Сашко благодарно кивнул головой, скрываясь в темноте. В той же темноте, но на другой стороне, Грицко укоризненно покачал головой, видя, как Микола в волнении крутит трубку.
– Ну хочешь, я ее утоплю, – в сердцах предложил казак, – она же тебе душу выматывает, как ты сам не чувствуешь?
– Тревожусь я, – признался сотник. – Староват Швырь для всего этого, а Сашко слишком горяч.
– Это тебе никак его бабы доложили? – усмехнулся Грицко. Микола махнул рукой, не принимая шутки.
– Успокойся. Справятся. Вон уже и амбразуры зашлись. Видишь?
Сотник кивнул:
– Ну хоть так. Теперь главное, чтоб живыми вернулись.
Из форта выстрелила пушка. Трехметровый факел разорвал ночь. Картечины не долетели до берега два десятка шагов. Казаки залегли за валуны. В ночи грохнул взрыв. Красное пламя зализало небо. Зачадило. Потянуло дымом.
– Нет больше пристани, – сказал Грицко, пожимая плечом. – Все. Пошли досыпать?
– Ты иди. Я дождусь.
Казак кивнул:
– Недолго тебе ждать. Споро лодка к нам движется.
Микола прищурился, стараясь что-то разглядеть в темноте, но только цокнул языком – таким зрением Господь не наградил. Однако чутье подсказывало, что и на этот раз булгачинье прошло успешно. Улыбнулся радостно, пряча трубку в карман. Маты – это ерунда, завтра новые сплетут, но то, что шайтан и внутри достанет, пусть не забывают. Лягушачий концерт до утра мужества тоже не добавит. Лишение береговой пристани заставит ежедневно раздражаться и терять доброе расположение духа в бытовом сношении с крепостью.
21. Конец сидения
Еще через два дня, как и показал язык, на остров начали возить продукты в корзинах и мешках.
На днях нужно ждать корабль.
Пленный, которому пообещали смерть, позволяющую узреть райские кущи с бесчисленными толпами девственниц, рассказал все, что знал. Про корабль, офицера, трясущегося от страха, о тревожной сотне, которой надоело по ночам десяток верст скакать впустую, а другой полусотне мчаться в горы, перекрывать тропы. Почему пара сотен кавалеристов находятся так далеко, словоохотливый язык объяснил, что их задача патрулировать долину. Еще турок искренне радовался, что попал в руки людей, а не шайтана. Не скулил, в ноги не бросался, умер достойно, как воину и положено.
Вот наконец над бескрайним сине-лазоревым простором в пелене белой дымки тумана темным пятном возвышался турецкий корабль со спущенными парусами. На корме ветер слабо трепетал большой выцветший красный военно-морской флаг. Микола смотрел на разноцветные гюйсы и вымпелы, силясь разобраться в морских сигналах, и задумчиво теребил подбородок. Грицко, крутившийся с утра рядом, бегло оценил обстановку, каким-то своим звериным чутьем понял, что нет никакой опасности, и ушел готовиться дальше к заданию – скоро ему выходить. Ему проще. Есть чему завидовать. Четко отыграл за шестеренку в запущенном механизме – и все.
Сотник вздохнул. Переступил с ноги на ногу, снимая напряжение мышц.
А тут попробуй упустить что-то, сразу не оберешься неприятностей, которые могут и к гибели товарищей привести. Легко и приятно атаманить за пасхальным столом, ну Бог даст, и там посидим!
Почти целый день наблюдали казаки, как серая фелюга, спущенная с корабля, и большая островная весельная лодка сновали от корабля к единственному уцелевшему островному причалу. Старательно обходили обгоревшие пеньки, держа дистанцию, и не подходили к более неудачливому разгрузочному пирсу. Суеверно боялись заговоренного места, зная, что с шайтаном шутки плохи. Лодки маячили в волнах, соревнуясь в скорости разгрузки. Видно, что команды стремились к премиальным.
Сперва, конечно, береговой офицер поплыл к кораблю. И долго ничего не происходило.
Утро потянулось томительно и неспешно, отсчитывая напряженные минуты. Солнце успело выйти из-за туч и снова спрятаться. Потом с корабля спустили большую лодку с парусом – фелюгу. И в турок не иначе как вселился шайтан – забегали, засуетились. Офицеры контролировали каждый миг, надрывно свистя в свитки, отдавая резкие команды гортанными выкриками. Фелюга два или три рейса к острову сделала, наверное, продукты перегружали на корабль, прежде чем на нее загрузили большой сундук – цель пластунов. И она медленно поплыла к