Никто на турок с воды и не напал.

Хотел бы Микола посмотреть на таких смертников, сунувшихся под стволы корабельных пушек. Ближе к вечеру, выбрав якорь, корабль стал медленно удаляться.

Казаки заволновались, радостно хлопая друг друга по спинам, сбрасывая накопившиеся за много дней переживания. Но сотник не торопился разделить общего ликования, зная, что все еще впереди – и волнения, и действия. С крыши форта озорно замигало зеркало. Серебряная вспышка, пауза. Блынь, блынь – и затяжная пауза. Так и ушло сообщение на горный пост, искусно спрятанный среди камней. Именно оттуда дальше передают сигнал тревоги для резервной конной сотни. Теперь для нас такой пост не нужен.

Грицко с Михайло утром полезли на кручу убрать верхний пост и до темноты должны управиться и вернуться обратно. Все, кроме меня, на морские маневры смотрели вполглаза. Снаряжались. Кто молча, а кто в сердцах иногда поругивался. Каждый по-своему готовился к главному событию, которое, возможно, изменит жизнь целой страны. Лишней беготни и мельтешения не было, и то хорошо. Время томления на медленном огне закончилось. Лучше крутиться детским волчком. Весь накал уходил в работу на берегу. Боялись не успеть. Надували меха, проверяли ремни по десятому разу. Спорили. Сдували и снова надували, проверяя надежность. По задумке – к ним привяжем сундук, если Бог даст.

Меха к такому весу подобрали заранее, еще когда были в лагере волонтеров. Возились с неделю, пока ящик с камнями, который с трудом поднимали четверо крепких казаков, не погружался глубже полутора-двух метров. При такой чудной механике со стороны, кроме медленно плывущей лодки, ничего не разглядеть.

Выйдем в море, притопим в первой подходящей бухточке. Сербы останутся ждать фелюгу с Вуком Сречко, а мы займемся погоней. Уведем в горы, переполовиним, а там видно будет.

Такой план был объявлен всем и, кажется, вполне устроил наших союзников. Истину знали только казаки. Настоящая правда ненамного отличалась от озвученного.

Только сундук нужно еще добыть. Легко на словах, а дело может и не заладиться. Турки в поддавки играть не будут, когда поймут, что против них люди, а не дьявол. А весь план строился как раз на страшилке. На людском страхе перед необъяснимыми явлениями. На том, что могло подвести в самый неподходящий момент. Как только поймут, что перед ними отряд малый да дерзкий, могут и мокрого места от него не оставить. Давись тогда кровью перед смертью. Наматывай сопли на кулак да гадай, что не предвидел и чего не предугадал.

А пока все спокойно. Тихо. Спадает летний зной к вечеру. Даже чайки, отъевшиеся за день, затихают, мирно покачиваясь на волнах.

Гимназистом довелось побывать в театре. Искусство людей, проживающих на сцене чужие жизни, восхищало. Красота и помпезность зала заставляли чувствовать свою малость. Сияющая золотом лепка на белоснежных колоннах навсегда врезалась в память. Сейчас каждому досталась роль, и казаки готовы отыграть ее до конца. Один раз и без возможности повторить.

– «Актеры заезжей труппы». Похоже. – Микола кивнул головой, соглашаясь сам с собой. Одну из главных скрипок играл Швырь. Старик возился со своими «подарунками». Сопел. Никого к себе не подпускал.

– Геть отсюда, опрокинешь мне чего – шаровар не останется!

Вытирал пот со лба и часто задумчиво смотрел в небо, шевеля губами, то ли пропорции высчитывая, то ли читая молитву. Делились мины на два типа: на те, которые возьмем с собой, и те, что для погони зароют.

А она будет. Непременно будет. Жестокая и беспощадная.

Турки вряд ли станут договариваться и предлагать варианты обмена, имея одну четкую мысль: отбить золото и извести обидчиков. Если все пройдет, как задумано, Батька с Гораздом вернутся в лагерь. Зарядив мины, пешком пойдут к бухте, оставляя позади себя новые неприятности.

Швырь понимал, какая ему досталось роль, и искоса поглядывал на атамана. Иногда их взгляды встречались, и Микола дергал себя за правый ус. Нет, такой не должен подвести – работа для старика привычная. Однако ужасно хотелось закурить трубку и не смотреть в эти глаза. Скорее бы ночь наступила. Сашко сосредоточенно собирал, смазывал, заряжал ручную картечницу, что-то среднее между ружьем с раструбом и маленькой пушкой. Страшное оружие, выбрасывающее горсть крупных свинцовых горошин на полсотни шагов. Молодой казак должен был начать представление. Ну как тут снова не первая скрипка? От начала зависит многое, если не все. Сашко понимал. Скалился под взглядом, тряс чубом. Отчаянность молодости. Не хоронил друзей, не крошил зубы от боли рубленых ран. Еще не ощутил ужаса, наблюдая, как из маленькой дырочки в его красивом теле вытекает жизнь вместе с кровью. Не наломал бы дров.

Остальные после проверки мехов готовили личное оружие. Смазывали все движущие части. Здесь пыли, грязи нет, зато воды хватает, и лишняя смазка не повредит. Вострили сабли и шашки, подгоняли ремни, укладывали заплечные сидора.

Сел в сторонке, закрыл глаза, представил все на пять дней вперед. Вроде все продумано, все есть, все заготовили. Вроде ладно. А вот и Грицко возвращается со связкой веревок через плечо, за ним улыбающийся Михайло, тоже весь в веревках. Довольные. Можно не спрашивать, как прошло.

– Последнюю веревку оставили? – не удержался Микола все-таки от банального вопроса. Немногословный Гриц, глянул, как на ребенка, мол, чего спрашиваешь, конечно. Пусть на полчаса, но преследователи задержатся, проверить же нужно, может, мы этим путем ушли. Только за полчаса не управятся, следов там полно, будут делить отряд преследователей. Веревки, конечно лишний груз, но без них никак, вдруг загонят в горы. Если выбирать – еда или веревки, я лучше от провизии откажусь. Еды-то всегда в горах добыть можно, а где достанешь хорошую веревку?

– Батько!

Старик вскинулся. Мотнул головой. Чего, мол.

– Вы в лагере потом не задерживайтесь. Зарядишь свои горшки, и, тикайте.

– Не волнуйся, атаман. Полетим как ветер. Дурней нема. – Все заулыбались, это хорошо, что кураж есть. Смотрю на лица, за поход как родные стали. Нет страха. Нет упрека. Верят атаману. Не потерять бы никого. Сашко все скалится. Тоже мне девку нашел – никак сотник.

Свел Билый сердито брови – казак быстрее тряпицей заработал.

– Сейчас поснедаем плотненько, Грицу и Михайло спать до самого выхода, остальным собираться. Швырь, вонючка твоя не подведет?

– Микола, ты такой материал добыл, – это Швырь про кисею. – Такие запалы получились, хоть женись на них!

– Это как моя Маричка? – чего-то приплел Гамаюн и пояснил тут же, видя на лицах растерянность и непонимание: – Молчит баба, молчит, да рванет иногда так, что куда