Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тульским отделением Уголовного розыска было поизведено по поводу этого ограбления подробное дознание, не давшее, однако, никаких результатов в смысле обнаружения преступников. Данными этого дознания картина вооруженного нападения рисуется в следующем виде:
29 августа 1919 г. кассиры Тульского Патронного завода Канатуров и Алексеев получили из тульского отделения Народного Банка для выплаты жалования рабочим 6.500.530 руб. и, сложив их в две сумки, повезли на завод. Одну сумку взял кассир Канатуров, а другую – кассир Алексеев. Канатуров сел с красноармейцем Стрельниковым в пролетку заводского кучера Никиты Мосина, а Алексеев с красноармейцем Лентяевым – в пролетку второго заводского кучера Кузьмы Кочеткова. Канатуров ехал впереди, а Алексеев от него немного отставал. Как только пролетки, миновав Чулковскую площадь, стали сворачивать на Веневскую улицу, дорогу им загородили два неизвестных лица, при чем один из них в черном костюме с темной подстриженной бородой и в темной шляпе, схватил одной рукой лошадь Мосина под узцы, другой достал из кармана револьвер и начал стрелять в сидевших в пролетке Мосина, Канатурова и Стрельникова. Одновременно открыли стрельбу и остальные бандиты, из коих трое стояли на панели с правой стороны, а четвертый – на середине улицы, близ первого, схватившего под узцы лошадь. Красноармеец Стрельников, поняв, что происхоодит вооруженное нападение, взял свою винтовку на изготовку, но выстрелить не успел, так как был ранен в бок, свалился с пролетки и потерял сознание, одновременно со Стрельниковым свалились с пролетки убитый кучер Мосин и раненный кассир Канатуров. Вторая пролетка с кассиром Алексеевым в момент этого нападения, ехала позади первой, приблизительно в саженях десяти и попала под обстрел двух бандитов, стрелявших вдоль улицы по первой пролетке. Чтобы укрыться от пуль, Алексеев и Лентяев спрыгнули с пролетки и легли на мостовую, причем Лентяев пытался стрелять из имевшейся у него винтовки, но это ему не удалось, так как в затворе застрял патрон и не мог попасть в дуло винтовки. В это время кучер Кочетков ударил по лошади и проскакал мимо первой пролетки на которую уже садились бандиты, побросавшие имеющиеся у них семь ручных гранат. Сначала бандиты открыли огонь вслед по удаляющемуся Кочеткову стрельбу, но вскоре свернули на Пролетарскую улицу и скрылись. Один из бандитов с рыжей бородой, лет под тридцать, в брезентовой накидке, сидел на козлах и сильно погонял лошадь, два других бандита помещались в пролетке в качестве седоков. Из них один уже описан выше, как схвативший под узцы лошадь кучера Мосина, а второй, молодой из себя человек, в кепке, одетый во что-то желтое. Остальные два бандита, одетые в дождевые плащи, из коих один низкого роста, плотный, имел небольшую бородку, а второй, высокого роста, без бороды с усами, побежали на плотину и скрылись на Миллионную улицу.
Помимо означенных пяти бандитов, в дознании тульского отделения уголовного розыска фигурирует еще один бандит – шестой; его видели бежавшим с винтовкой позади вышеуказанных двух бандитов, скрывшихся на Миллионную улицу.
На следы преступников, совершивших означенное вооруженное ограбление, случайно напала Московская Чрезвычайная Комиссия, при производстве ею следствия по делу организации подпольных анархистов, совершивших взрыв московского комитета коммунистической партии, в Леонтьевском переулке. При ликвидации в доме Бахрушина, по Тверской, № 38, квартиры под № 154 подпольного анархиста Розанова, где снаряжалась бомба для Леонтьевского пер., был арестован зашедший туда член Московского Совета партии социал-революционеров [максималистов], Петр Михайлович Тарасов, проживавший в квартире № 85 того же дома.
При производстве обыска в вышеозначенной квартире Тарасова за № 85, а также в кв. № 160, где проживала его сестра Анна Михайловна Тарасова, были обнаружены: а) бомба без капсюли, точно такого же образца, как та, которую бросил в комиссара МЧК преследуемый им вдохновитель и непосредственный исполнитель Леонтьевского акта Петр Соболев, он же Коваленко, носивший кличку «Петр»; б) три чистых подделанных бланка Всеросийской Чрезвычайной Комиссии с поддельными печатями; в) 8 подделанных документов, из них 4 на разные фамилии, которые носил, как было установлено, Соболев, а остальные четыре на вымышленные фамилии разных подпольных анархистов; г) 5 чистых бланков политуправления одной из армий с печатями; д) фотография Соболева в молодых годах; е) список оружия и принадлежностей для взрывов и ж) документы с подписью «Петр» (кличка Соболева).
Арестованный Тарасов категорически отрицал знакомство с Розановым, утверждая, что в квартиру его он заходил «по своей службе в качестве администратора дома». Затем утверждал, что заходил туда к проживавшей там «Марусе», оказавшейся Марией Андреевной Наумовой, женой Розанова, которой, по его словам, носил хлеб, получаемый им в качестве бывшего булочника из пекарни № 1, но что Наумова замужем, он, Тарасов, не знал, а мог только догадываться по ее беременности. На очной ставке Наумова категорически утверждала, что Тарасов знал ее мужа, Александра Розанова, еще до того, когда познакомился с нею, знал также, что она, Наумова, жена Розанова, и что Тарасов приходил к ее мужу, а не к ней, Наумовой. По поводу обнаруженной бомбы Тарасов объяснил, что она принадлежит ему, и что он не сдавал ее, как революционер, которому она всегда может пригодиться.
Что же касается списка оружия и найденных у него поддельных документов, то Тарасов категорически отрицал факт их принадлежности ему, Тарасову, утверждая, что они могли попасть к нему лишь случайно. Сестра Тарасова, Анна Тарасова, утверждала, что часть из обнаруженного при обыске принесла к ней Наумова приблизительно за неделю до обыска в квартире Розанова.
При производстве дальнейших обысков в доме № 38, по Тверской, оказавшемся гнездом подпольных анархистов и бандитов, на чердаке был обнаружен заваленный бумагами шрифт. Относительно этого шрифта Тарасов показал, что он принадлежит Исполнительному Совету московской организации с.-р. максималистов и сдан ему, Тарасову, на хранение означенной организацией, что в «помещении союза его нельзя было держать, вследствие непригодности помещения союза для этого (вследствие сырости и пр.)», что на чердаке шрифт им, Тарасовым, вместе с неким Анискиным, «был положен потому, что помещение чердака было самым пригодным для этого».