— Ну что ты заладил, товарищ комиссар третьего ранга да товарищ комиссар третьего ранга! Давай забудем на время про погоны. Можешь называть меня Геннадий Павлович.

От его прежней сухости не осталось и следа. Обыкновенный мужик, с которым можно поговорить обо всем. Вот только жаль, что такого случая как-то не представлялось.

— Хорошо, Геннадий Павлович, жалею, что не так часто мне придется вас так называть.

— Что поделаешь, служба у нас такая. Ну, давай простимся.

Поднявшись, Балмин сделал шаг навстречу. В какой-то момент Петру неловко было ощущать свой рост и силу — тщедушный комиссар третьего ранга едва дотягивал ему до плеча. Ну не сгибаться же в коленях!

Ладонь у Балмина была небольшой, но вот рукопожатие оказалось неожиданно крепким.

Не сказав более ни слова, Петр вышел. В лицо ударил холодный ветер. Весна была уже где-то рядом. Оставалось только немного подождать.

* * *

С кем было жаль расставаться, так это с Ниной, медсестрой из соседнего батальона. На фронте жизнь течет куда стремительней, чем в тылу, а потому после короткого переглядывания и мимолетных улыбок дело закончилось тем, что он однажды отвел ее в лес и, прислонив спиной к шершавой березе, доказал, что настоящему чувству не помеха даже пятнадцатиградусный мороз.

В сущности, ничего особенного. Подобные скоротечные романы на войне обычное дело. Именно там, где свистят пули, как никогда остро начинаешь осознавать, что твое время отмерено. Спрессованное до мгновений, оно заставляет действовать решительно. Начинаешь задумываться о том, что, возможно, это последняя женская ласка в твоей жизни, и сам начинаешь любить с такой яростью и открытостью, на которые не отважился бы в мирную пору.

Женщина в отличие от мужчины наделена большей чувственностью, а потому даже самые неискушенные из них отдавались полюбившимся солдатикам со страстью, на которую были способны только, наверное, древнегреческие жрицы любви. Такая страсть в девчатах, не знавших до того даже целомудренного поцелуя, никого не удивляла. Женщины — чудные существа, созданные для любви, а потому каждый стремился урвать свой кусочек счастья.

Нина была как раз из таковых. Не требуя от мужчины какого-то особого внимания, то, чего обычно так ищут женщины в спокойное время, она довольствовалась лишь короткими встречами.

Запахнув шинель, Петр направился к себе в землянку. Расположенная в трехстах метрах от передовой, она воспринималась почти как глубокий тыл. Скрытая деревьями, она была вырыта на краю поляны, рядом — полевая кухня. Здесь практически невозможно было погибнуть от шальной пули, а от артиллерийского обстрела оберегал сосновый лес, густым частоколом вставший вокруг.

О встрече они условились накануне, когда случайно столкнулись на КП. Попридержав Петра за рукав, Нина шепнула, что в эту ночь ее соседка по землянке дежурит в штабе и поэтому никто не сумеет помешать их свиданию.

Позиция была затемнена, затянута маскировочной сеткой, укрыта ветками и присыпана хвоей. Ни один самолет-разведчик даже не заподозрит, что внизу разросся целый подземный город.

До землянки оставалось пройти каких-то сто метров, когда Петр почувствовал чье-то пристальное внимание. В этом не было ничего сверхъестественного, тренированное чутье разведчика всегда подскажет, что ты стал объектом внимания. Почувствовав всплеск неясной тревоги, Петр даже сумел определить, откуда именно и с какого расстояния его изучали.

Внутри похолодело: а что, если это враг? Ведь теперь он не просто разведчик, а суперсекретный агент с суперсложным заданием.

Но в следующую минуту он осознал, что опасность совершенно иного рода, чем фриц со «шмайсером». Сунув руку в карман, где всегда лежал заряженный «ТТ», Герасимов повернулся и тотчас понял, что не ошибся в самых мрачных своих прогнозах. Перед ним стоял Федор, его сосед по московской квартире. Мужик он был чудаковатый и отзывчивый на выпивку.

Широко улыбнувшись, Федор заговорил:

— А я все смотрю, ты это или не ты. Ну здравствуй, сосед!

Изобразив подобие улыбки, Петр сдержанно поздоровался, пожав костлявую слабую руку Федора. Самое лучше попрощаться да затаиться в землянке у Нины хотя бы на пару часиков, а там можно будет что-нибудь придумать.

— Привет, Федор, — Петр старался выглядеть как можно безмятежнее.

— Всю жизнь знал тебя Тавриным, а тебя тут все Комаровым кличут. Хе-хе-хе!.. Поначалу думал, что ошибся. А потом присмотрелся, нет, точно ты! Ведь невозможно так ошибиться. Ну ладно бы рост, прическа… Но ведь все похоже, даже голос! — Хитро прищурившись, Федор спросил: — Ты, что ли, от кого скрываешься?

Дорожка, ведущая в сторону штаба, не самое подходящее место для подобных разговоров. Зыркнув в сторону, Петр Герасимов — знал бы Федор его настоящую фамилию. Да куда там! Петр и сам ее порой забывал. А сколько их еще будет — фамилий, кличек, позывных… — увидел безмолвный почерневший лес. Казалось, что ничто не способно потревожить его покой — ни грохот разорвавшегося снаряда, ни порыв холодного ветра. Петру пришла отчаянная мысль, а что, если втихую прирезать этого чертового соседа по лестничной площадке и, оттащив его в лес, присыпать хвойными ветками. Рука невольно потянулась к ножу, висевшему у пояса, но через мгновение обмякла.

Отставить!

Безмолвный лес только на первый взгляд кажется безлюдным. В действительности у опушки стоит караул, охраняющий склад с оружием. Немного дальше располагалась еще пара секретов, на тот случай, если группе диверсантов удастся пересечь линию фронта.

Не исключено, что отыщется еще парочка каких-нибудь случайных свидетелей. Тщательно спланированная операция могла лопнуть в одну минуту.

Широко улыбнувшись, Петр сказал:

— Если честно, то скрываюсь. Ящик водки по пьянке спер. На меня уголовное дело завели. Вот и пришлось купить документы у одного забулдыги.

— А как же этот забулдыга без документов? — хитро поинтересовался Федор.

— А ему они без надобности, из дома второй год не выходит, паралич разбил. Я взял свою фотографию и наклеил на его паспорт. Год рождения у нас с ним один, внешне мы тоже похожи!

Петр Герасимов старался говорить беспечно, насколько позволяла создавшаяся ситуация, но чувствовал, как правый уголок рта то и дело предательски уползает верх, выдавая его настроение.

— Вот оно что, — понимающе протянул Федор.

По его озадаченному лицу было видно, что он не поверил и усиленно соображал, сколько следует слупить с бывшего соседа за сохранение тайны. Случись подобная встреча где-нибудь в тылу, то конфиденциальность обошлась бы в два пузыря с белой головкой. Но на передовой свой тариф.

— Ты только никому не говори, — натянуто улыбнулся Петр. — Не хочу лишних разговоров.

— Могила! — приложил Федор к губам палец. — Так как мне тебя теперь называть?