Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полковник посмотрел на него.
— Возможно, ты не испытывал особых угрызений совести, когда предавал свою страну, однако многим людям, подобным этому молодому пленному, даже в голову не придет поступить так же. Ни за любовь, ни за деньги. Русские, как ты сказал, богобоязненный народ, а потому, мне кажется, стоит иметь с тобой дело, мистер, но не надейся на доброе к тебе отношение.
Примерно через час охранники привели умытого Ходжеса. С выполосканной одежды еще капала вода. Цепи звенели при каждом шаге, а скованные руки он держал перед собой.
— Солдат, ты готов? — спросил Закари Смит.
Пленник расправил плечи, встав лицом к ветру.
Охранники подвели его к краю скалы и по знаку командира подняли винтовки.
— Сэр, — обратился вдруг Ходжес к Полковнику. — Можете ли вы выполнить одну мою просьбу?
— За это не беспокойся. Завтра еще до полудня тебя похоронят на кладбище в Джексон-Ридже рядом с другими мусульманами, павшими во время войны. Я знаю порядок.
— Я хотел попросить вас не об этом, сэр. — Ходжес кивком указал на Раккима. — Пусть он приведет приговор в исполнение.
Полковник недоуменно уставился на пленника.
— Ты хочешь умереть от руки предателя? Смеешься надо мной, солдат?
Ходжес встал по стойке «смирно».
— Сэр, со всем уважением, я предпочитаю, чтобы меня лишил жизни фидаин-изменник, но не пара неверных любителей жареной свинины.
— Со всем уважением? — Полковник засмеялся, покачав головой. — Я никогда не смогу вас понять. — Он бросил взгляд на Раккима. — Ты сможешь это сделать?
Бывший фидаин встретился глазами с Ходжесом.
— Почту за честь, сэр.
Достав из кобуры пистолет, Закари Смит вынул магазин и оставил в нем один патрон.
Ракким даже не взглянул на протянутое ему оружие. Он медленно подошел к пленнику, спрятав в ладони фидаинский нож.
— Спасибо, — едва пошевелил губами Ходжес.
Ракким не видел в его взгляде страха. Ни малейшего. Изувеченный фидаин не просил отомстить за него. Не требовал поклясться, что их задание будет выполнено. Необходимость в заверениях совершенно отсутствовала.
— Прости, — также еле слышно произнес Ракким.
— Все в порядке, брат. Уже сегодня я буду лежать на золотой кровати в раю.
Ракким одним неуловимым движением вонзил нож в его сердце и извлек обратно. Пленный даже не успел моргнуть.
— Разве нам не нужно прятаться? — спросил Лео.
— Люди Малкольма Круза должны нас увидеть.
Толстяк с упрямым видом нырнул в темноту заброшенного «Стаки». От ресторана при автостоянке для туристов остались лишь сложенные из шлакоблоков закопченные стены с выбитыми окнами да просевшая внутрь некогда желтая крыша. Где-то зашуршала крыса, и Лео немедленно вернулся к Раккиму.
— Почему бы тебе не присесть и не расслабиться, — предложил бывший фидаин. — Я скажу, если кого-нибудь замечу.
— Мне надоело сидеть и расслабляться. Ты целых три дня веселился в горах, а я торчал в этом грязном мотеле и слушал, как мимо несутся грузовики.
— Мог бы прогуляться или сходить в кино.
— Люди странно на меня смотрели, если я выходил на улицу. «Откуда ты приехал, приятель?», «Что за странный у тебя акцент, приятель?» — произнес Лео, имитируя местный выговор. — Мне было совершенно нечего делать. Только сидеть в своей комнате, смотреть телевизор и думать о Лиэнн.
Ракким обошел колонки автозаправки и выглянул на шоссе. Ни единого источника света в обоих направлениях. «Стаки» забросили еще во время войны, когда туристы предпочли ездить по новой дороге. Он поднял голову к небу, но увидел только звезды и тонкий полумесяц.
Лео, развернув очередную конфету, впился в нее зубами.
— Что сказал отец Лиэнн, когда ты рассказал ему обо мне? Испытал потрясение?
— Да, у него определенно случился прилив крови.
— Ха-ха, очень смешно.
Юноша, без всякого сомнения, испытывал проблемы с расстановкой приоритетов. На известие о найденном Мозби контейнере он отреагировал небрежным кивком, а вот личность самого искателя его занимала не в пример больше. На протяжении всех тридцати минут езды до «Стаки» толстяк непрерывно интересовался, что думает Мозби о его намерении жениться на Лиэнн, не станет ли проблемой его вера, потому что если станет… «А ты говорил ему, как много у меня и Лиэнн общего, говорил, как сильно мы любим друг друга? Говорил, Рикки?» — «Да, говорил. Сказал, что вы настоящие единомышленники». Ответ Раккима совершенно не оказал на юношу желаемого воздействия, и тот продолжил заваливать его вопросами. «Мозби не считает, что мы слишком молоды? И должен ли я притвориться, что мы еще не занимались с Лиэнн любовью?» Он никак не мог заткнуться.
— Когда закончим здесь, ты поедешь со мной в горы. Готов к этому?
— Да.
— Я облегчил тебе задачу. Полковник в курсе, что со мной прибудет самонадеянный еврей-оригинал, который может посмотреть на оружие, определить, что оно собой представляет и…
— Я уже сказал «да».
Ракким протиснулся в «ловушку для туристов», подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и захрустел битым стеклом мимо опрокинутых стендов. Обгорелые по краям открытки рассыпались вокруг. Подобрав одну из них, он разглядел крокодила, с похотливым видом вцепившегося в зад полуголой женщины. «ВКУСНЕЕ КУРЯТИНЫ!» — гласил комментарий к изображению. Христианский юмор. Ракким бросил открытку на пол.
— Эй! — крикнул Лео. — Я думал, мы должны оставаться на улице!
Бывший фидаин прислушался, но различил только возню крыс среди мусора. Вдоль стен, где в помещение проникала дождевая вода, виднелись шляпки грибов.
— Я не хочу торчать здесь один! — возмущался снаружи толстяк.
— Тогда заходи.
— Мне там тоже не нравится.
Смех Раккима эхом разнесся над оплавленными бутылками из-под масла для загара и разбитыми фарфоровыми фигурками жокеев. Он услышал, как Лео выругался, споткнувшись у входа.
— Ты где? — позвал толстяк.
— Здесь, — в один голос ответили Ракким и Малкольм Круз.
Бывший фидаин оглянулся. В углу проступил человеческий силуэт, куда более черный, нежели любая естественная темнота. Тень среди теней.
— Удивлен?
— Не то слово.
— Рикки? — Лео пробирался вперед, выставив перед собой руки. — Кто здесь?
— Малкольм Круз, сэр, — «Пастор» по-военному щелкнул каблуками.
Ракким окинул взглядом другие углы, ожидая появления людей-скелетов.
— Я один, — сказал Круз. — Моя паства не может вести себя тихо даже ради собственной безопасности. Да и честно говоря, уже порядком мне поднадоела.