— Я скорее умру, чем позволю ему продать тебя этим животным, — прорычал я, крепче сжимая ее лицо. — Должен быть другой способ. Я придумаю другой способ.

— Киан… — Страха в ее глазах было достаточно, чтобы разорвать меня надвое, и я вызывающе покачал головой, захватывая ее губы своими и целуя ее так, словно тонул.

Она подчинилась требованиям моего рта, прижатого к ее, наши языки боролись, дыхание было прерывистым, моя хватка оставляла синяки, и все же ничто из этого, черт возьми, не имело значения. Не имело значения, был ли я готов сжечь мир дотла ради нее, потому что Лиама О'Брайена невозможно было убедить изменить свое мнение. Я знал это более точно, чем свое собственное сердце. Как только он выберет путь, ничто и никогда не свернет его с него, если только это не повредит семье.

Гребаная семья, которую я так чертовски сильно ненавидел и о которой он заботился больше всего на свете. Но не отдельные люди. Его ни на йоту не волновали наше счастье или любовь. Все, что его заботило, — это наша кровь. Он сражался зубами и ногтями, чтобы гарантировать, что ни один член нашей семьи никогда не будет убит, если только это не будет абсолютно необходимо. Единственные исключения, которые он делал, были для предателей. Но я не был предателем. По крайней мере, он об этом не знал. Я согласился на его условия стать его марионеткой в обмен на то, что он оставит в покое людей, о которых я заботился, но я должен был знать, что на самом деле это не распространится на Татум. Он никогда не считал партнеров ценными, если только они не были женаты в…

У меня перехватило дыхание, когда мой разум зацепился за эту идею, и я отстранился от Татум, прервав наш поцелуй так внезапно, что она, спотыкаясь, сделала шаг вперед.

— Возможно, есть способ, — сказал я ей, мое сердце бешено колотилось, когда идея укоренилась во мне, и я обнаружил, что это было не просто средство для достижения цели — я действительно, черт возьми, хотел этого. Я никогда ничего не чувствовал к девушке так, как чувствовал к Татум. Я никогда ничего и никого не хотел сохранить так, как ее. И я был более чем горяч желанием привязать ее к себе другими способами, если бы мог. Чтобы она не смогла сбежать от меня. — Лиам не тронет тебя, если ты член семьи, детка.

— Что? — пробормотала она, хмуро глядя на меня, поскольку идея, которая пришла мне в голову, пленила меня, и я не мог не ухмыльнуться ей.

— Послушай, я знаю, что я грязный, испорченный сукин сын и практически последний мужчина, с которым любая девушка действительно захотела бы связать себя на всю жизнь. Но я клянусь тебе, если ты скажешь мне «да», я буду проводить каждый день, заставляя тебя смеяться, кричать и стонать мое имя, и я буду купаться в крови любого ублюдка, который хотя бы посмотрит на тебя не так.

— О чем, черт возьми, ты говоришь, Киан? — спросила она, и с ее губ сорвался смешок от моих слов, хотя ее голубые глаза все еще были полны беспокойства.

Я наклонился вперед и крепко поцеловал ее, лишая дыхания ее легкие и используя его, чтобы подпитывать охватившее меня безумие. Я переместил рот к ее подбородку, прочерчивая линию вдоль горла и прикусывая ключицу, прежде чем опуститься перед ней на одно колено.

— Выходи за меня замуж, — сказал я, когда ее полные губы приоткрылись, и она уставилась на меня сверху вниз, как на сумасшедшего.

— Киан… Что?

— Выходи за меня замуж, детка, сделай это, потому что я принадлежу тебе, а ты — мне, и ты никогда не захочешь, чтобы это, блядь, заканчивалось. Но сделай это сегодня, потому что ты хочешь жить, и единственный способ, которым Лиам пощадит тебя сейчас, — это если ты будешь О'Брайен по браку.

Татум слегка покачала головой, прикусив нижнюю губу, обдумывая мою безумную просьбу.

— Но если я выйду за тебя замуж, я буду Роско, а не О'Брайен…

— Моя мама из семьи О'Брайен, это все, что волнует Лиама. У меня бы тоже было это имя, если бы им не было нужно, чтобы я взял Роско — фамилию своего отца, чтобы использовать его бизнес для прикрытия их отмывания денег. Для него все, в ком течет его кровь, — О'Брайены, и все, кто женится, тоже О'Брайены.

Я стянул кольцо со своего мизинца. Это был платиновый череп с бриллиантами в глазах, который я купил в основном потому, что знал, что Сэйнт возненавидит его, и я был совершенно прав в этом предположении. Если она позволит мне жениться на ней с этой штукой и будет носить его вечно, он эффектно потеряет свое дерьмо.

Я поймал левую руку Татум в свою и посмотрел ей в глаза, когда надел ее на ее палец, мой пульс участился, когда я понял, что она действительно позволяет мне это сделать. Я никогда на самом деле не представлял, что когда-нибудь сделаю это с девушкой, не говоря уже о том, что бы мне было не насрать на ее ответ, но то, что я почувствовал, надевая свое кольцо ей на палец, заставило меня улыбнуться как гребаного идиота.

— Это гребаное безумие, — выдохнула она.

— Мне нужно услышать «да» из этих губ, детка.

Она заставила меня ждать этого ответа чертовски долго, но когда она его дала, мое бешено колотящееся сердце действительно попыталось выпрыгнуть из моей чертовой груди.

— Да.

Я жадно зарычал, поднимаясь на ноги, и снова поцеловал ее, наслаждаясь ощущением ее рук, обвившихся вокруг моей шеи, и она притянула меня ближе, как будто была так же взволнована этим, как и я. Да, это было безумие, это был гребаный абсурд, но в то же время это был надежный гребаный план.

Этот поцелуй был обещанием чего-то гораздо большего, чем бесплатный билет на выход из тюрьмы. Я чувствовал желание в ней и был уверен, что она тоже чувствовала потребность во мне. Это было больше, чем просто подписание какого-то листка бумаги, обмен кольцами и дурацкими клятвами. Я был полностью согласен с этим, и мне показалось, что она тоже, судя по тому, как она притянула меня ближе, словно пыталась попробовать мою душу на вкус.

Я заставил себя отстраниться, ухмыляясь ей, как самый самоуверенный мудак на свете.

— Твоя тетя — твой законный опекун, верно? Нам просто нужно заставить ее подписать это, поскольку