Я отхлебываю сладкой кофейной гущи.

— Может кто-нибудь видеть, что вы делаете?

— Видеть? Нет. — Он возится с блоками, экранами, указателями. — Кто они такие?

— Имена их неизвестны.

Павлов широко открывает глаза.

— В компьютерном мире за деньги можно увидеть все. Эти люди денежные?

— Не знаю. Мне ничего не известно о них.

— Это самые опасные люди. О которых никому ничего не известно.

Он выключает экран. В квартире темно. Она пахнет Россией.

— Мне потребуется какое-то время. Через несколько дней, когда отыщу эти фамилии, я вам позвоню. — Его лицо расплывается в улыбке. — Вы играете в шахматы? Садитесь, садитесь. Сыграем партию.

Ухожу я уже поздно. Павлов вызывается отвезти меня домой, но это далеко, глаза его блестят от выпитого, и, когда я отказываюсь, Анна робко бросает на меня благодарный взгляд. Представляю себе, как мы едем по рисовому полю, утопая в грязи. Последних болотных людей в последней болотной «хонде».

Снаружи теплый воздух пахнет карамелью. С поля доносится кваканье лягушек. Рис убрали, и теперь их меньше. Павлов говорит, что они смеются. Мне эти звуки больше напоминают пение. Прислушиваясь к ним, я иду, направляясь от света из квартирных окон сквозь темноту к промышленному району.

Последняя электричка ждет меня на станции «Вишневый цвет». Сиденья жесткие, с прямыми спинками, и я этим довольна. Не знаю, куда бы заехала, если б заснула, где кончается маршрут электрички. Глаза у меня смыкаются всего лишь раз, ненадолго. В темноте мне кажется, что вагон полон людей.

Я слышу их дыхание. Аслан-таксист сидит рядом с Асланом-официантом. Лейла жмется к Арафу, по-прежнему непонимающе улыбаясь. Здесь Граф, аукционер, рядом с ним японка, ищущая отцовский меч. Хасан с Евой, Р.Ф. фон Глётт и круглолицая хозяйка, руки их лежат на коленях, как у древних богов. Джордж Пайк в туфлях, блестящих, как церковные ступени. Исмет с его глазами эксперта.

Они ждут, чтобы я взглянула на них. Все приведшие меня сюда, даже если не знают об этом, даже если мы никогда не встречались. В потемках разума осознаю, что они похожи на письма Энн — все остались со мной навсегда, хотя я никогда их больше не увижу.

— Говорят, она маленькая, как ребенок. — Так оно и есть.

— Ты видел ее?

— Всего один раз.

— Ну как, Уильям? Волнуешься?

— Нет.

— А ты, Даниил? — Голос Джорджа Лиса в темноте кареты.

1837 год, первый понедельник декабря. Окно закрыто, холод в него не проходит.

— Слегка.

— Отправляясь к королеве, каждый может волноваться. Говорят, первое, что она произнесла по-английски, была фраза: «Отрубить ему голову».

Смех. Огонек спички. Лис пригнулся и раскуривает трубку. В карете, принадлежащей компании, Джордж Лис, Джон Бридж, Уильям Беннет, Даниил Леви. Колено к колену, ранделловские торговцы. Выбранные за свою обаятельность, потеющие во фраках. Бридж в бриджах. Руки Уильяма сжаты одна в другой.

Даниил отвернулся от них. В тесном пространстве он ощущал запах их беспокойства, какой бывает у животных. Окно кареты запотело от дыхания, он протер его и стал смотреть на Лондон в его стихии. Ночью выпал снег. «Пойдет еще», — подумал он, тусклый свет снаружи предвещал снегопад.

Лондон. За четыре года Даниил полюбил этот город. Он никак не ожидал этого, как и не думал, что Залман его возненавидит. Брат терпеть не мог темных месяцев в столице, английских сокращенных слов, написанных на банкнотах обязательств. Получая деньги, Залман брал монеты, словно доверяя только собственной цене вещей. Равнозначности стоимости и красоты. У Ранделла он работал допоздна, после работы говорил мало. Даниил скучал без него. Однажды он проснулся и увидел, что брат сидит на постели, выкрикивая в пустоту ругательства. Не английские, а на их старом языке — еврейские, персидские, арабские. Даниил уже не думал об этом языке как о своем.

Он несколько раз моргнул, и мир за окном вновь вернулся. На Трафальгарской площади возле жаровни у забора, окружающего стройплощадку, толпились рабочие. Даниил вынул очки, надел их. Когда карета свернула на Молл, он увидел впереди Мраморную арку, приземистого часового под заснеженными парковыми деревьями. За аркой высился Букингемский дворец.

— Ребята, внимательно следите за мистером Бриджем. Делайте, как он, и все будет в порядке.

— Брось ты, Джордж.

Свежее Масло, старик в старомодной одежде. С испариной на коже от еще не совсем прошедшей болезни. Держащий ящик с короной, глубокий, как коробка для шляп.

— Увидите, что спина у него на удивление гибкая.

— Право, Джордж, ты меня…

— Уверен, что никто в Лондоне не способен кланяться ниже и чаще, чем мистер Бридж.

Снова смех, резкий от напряженности. Арочные ворота оказались запертыми. И лишь когда карета тронулась снова и булыжник под колесами сменился гладким песком, Даниил почувствовал какое-то беспокойство.

Перед ними высился дворец. Даниил повел взглядом вверх по стенам. Окна были наглухо закрыты шторами. Он подумал: «Мне здесь нечего делать. Это мечта Залмана, не моя. Это мой брат, ювелир, мечтает о дворцах. Он хотел, чтобы мы оба попали во дворец, но я приехал без него. И это вовсе не то, чего я хочу».

Он подался вперед, словно мог оставить позади чувство вины. И внезапно задался вопросом, чего же он хочет. Кроме Рахили, ничего не шло в голову. А карета уже развернулась во дворе, окруженном крыльями дворца, и стражи в красных одеждах уже выходили, фрейлины спускались по ступеням, чтобы вести их внутрь.

Коридоры, застеленные красными коврами. Бело-золотистые комнаты. Дворецкий, выходящий из зеркала, дверь бесшумно закрылась за ним. Продавцов так быстро провели внутрь, что у Даниила осталось лишь беглое впечатление от дворца, беломраморных статуй, лиц на портретах.

В приемной пахло канализацией. Камин стоял пустым, хотя стена над ним была в пятнах сажи. Подошел слуга, взял их шляпы и пальто, оставив Уильяма и Даниила притопывать от холода. Джон Бридж сел, поставив ящик на кресло рядом. Он уже выглядел утомленным, потел от легкого жара.

Даниил подошел к окну; рама была наглухо замазана слоями краски. Он подавил желание открыть его, рассеять затхлый воздух свежим. Небо над белизной Грин-парка прояснилось. Достав часы из жилетного кармана, он открыл их, а Лис тем временем, прищелкивая языком, потирал ладони и болтал ни о чем.

— Совсем в их духе, экономить на совке угля. Пока мы ждем тут, она наверняка купает своих собачек. Мистер Леви, что там у вас?

— Ничего, кроме времени.

Лис протянул руку. Даниил отстегнул цепочку и отдал ему часы. Ювелир склонил голову набок.

— Так. Наша работа. — Он хмыкнул. — Неплохая. Не единственная, которую я делал сам, заметьте. А вот это, Даниил, тебе не по мозгам. Tempus metitur omnia sed metior ipsum. Прочти, сможешь?