нам достаточно продавать вживую пять-шесть лошадей в год на сторону. Это легко сделать, отбраковка табуна идёт постоянно. При этом численность табуна будет расти или оставаться прежней. Насколько знаю, каждый год рождается по семь-восемь жеребят. В среднем.

Согласный гул. Да, я подготовился, многое и без того знаю.

— Во-вторых. Если начинать играть в модную нынче рыночную экономику, то надо делать это с умом. И для начала выбросить тезис «экономика на первом месте» на помойку.

Пред усмехается, зал не сразу, но понимает, что сейчас будет наезд на преда, и предвкушает. А если кто не понял…

— Это вы, Георгий Макарыч, опять услышали звон, не зная, откуда он.

В зале ехидные смешки и шиканье.

— Экономика, Георгий Макарыч, это такое же изобретение человека, как телефон, автомобиль или телевизор. И на первом месте ничего не может быть, кроме человека. Это всё равно, что сказать о моём велосипеде, что он главнее меня.

Смех, как и ехидство в нём, усиливается.

— Экономика может быть только там, где есть человек. Не будет человека, не будет никакой экономики. Будете продолжать упорствовать, я сейчас брошу клич. И вся молодёжь села, все сто с лишним человек сорвутся и умахнут в другие края. А вы тут сидите и обнимайтесь со своей ублюдочной экономикой, которая для вас на первом месте.

Зал затихает от стального лязга моего голоса. Считаю, что зубы тоже надо показать, не всё вам хиханьки да хаханьки.

— Все не уедут, — бурчит пред вроде вполголоса, но его слышат.

— Неужто хотите на спор? Тогда уж лучше и дешевле вас заменить.

Пред мрачно затыкается.

— Кое-что объясню вам за рыночную экономику. А то вы, не зная броду, суётесь прямиком в вонючее болото.

— Давай, москвич! Урежь, столица!

Мне не нравится, что некоторые стали меня москвичом обзывать, но спорить не ко времени.

— Георгий Макарыч говорит, что коневодство повсеместно по области сокращается. Поэтому нам надо срочно всех коней продать. Ещё одна ошибка. Когда все вокруг продают, что происходит? Правильно, цены падают. Поэтому сегодня надо не продавать, а покупать. Аналогично, когда все вокруг покупают, что надо делать? Правильно, продавать. Тогда у нас всегда будет получаться продать дороже, а купить дешевле.

Снова пережидаю одобрительный шум. Пред спокоен. Молодец вообще-то, его лицом в лужу макают, макают, а ему хоть бы что. Держит покерфейс. Опытный мужичина.

— Вы знаете, кто я. Учусь на специалиста по космическим системам, — народ уважительно присвистывает. — И скажу так: космические корабли коней не отменяют.

Для закрепления тезиса делаю небольшую паузу.

— Коневодство при умелом управлении может приносить неплохие барыши. Но у меня нет желания расписывать вам все подробности, а у вас не хватит терпения всё выслушивать. Поэтому предлагаю сделать так…

Идею выдать недолго. Намного сложнее реализовать. Состоит она в том, чтобы конеферму отдать нам в управление. Нам — это молодёжи. Товарищество подробно расписывает все работы, которые ждёт от нас, и берёт на себя свои обязательства: по обеспечению кормами, услугами ветеринаров и зарплатой нескольким штатным конюхам. Сверх прописанных дел мы ничего не должны, заработки со стороны только наши,

Пред на то, чтобы сбросить на наши плечи все заботы о конеферме, идёт с лёгкостью необыкновенной. Соответственно, и собрание за это голосует. С такой же единогласной лёгкостью.

Время подходит к восьми вечера. И ужинать надо, и дело горит.

— Парни, все на Талую!

Быстро распределяемся, кто принесёт картошку, кто сало, кто чего. И бегом туда. Заварить похлёбку и закидать картошку в костёр — пара пустяков. Пацаны попробовали поймать рыбу, и нежданно у них получилось наловить полведра. Так что не просто похлёбка готовится, а полноценная уха. Домой мы уже не пойдём, конечно. Устраиваемся в вигваме.

— Парни, первым делом надо отзвониться всем соседям, где конефермы есть. На худой конец, связаться со скупщиками. Надо попробовать ухватить пару-тройку породистых жеребцов на племя.

— Породистые кобылы тоже нужны, — замечает Вася, один из кандидатов во взводные.

— Вам виднее. На это нужны деньги, и колхоз их не даст. Надо скинуться на покупку. Кто сколько сможет. Когда хозяйство встанет на ноги, эти деньги вернём. С вменяемым процентом. Скажем, пять-шесть за год.

— А если не встанет? — подаёт скептический вопрос Егор, ещё один из кандидатов.

— Тогда деньги пропадут. Такова се ля ви, ничего не поделаешь. Лично я могу выделить сто тысяч.

Народ впечатляется.

— Кто-то из вас работает. Займите у родителей под будущую зарплату.

— Да мы и так зарплату им отдаём. Почти всю, — вздыхает Виталий.

— А теперь не отдадите. Вы отдавали свои деньги, помогая своим семьям. Пусть теперь семья поможет вам. Если надо, не бойтесь ссориться. Скажите прямо, что вашей зарплаты этим летом им не видать. Мы встаём на крыло — нам надо.

Наши девчонки подают нам чай. Он-то быстро готовится. Как и бутерброды.

16 июля, четверг, время 09:15.

Конеферма Соколовская близ Кандоги. За 100 км от Березняков.

— Вы это… я тут подумал. Короче, пятьдесят тысяч за лошадку маловато будет, — круглолицый потеющий на уже жарком утреннем солнце пузан начинает твердеть голосом. — Давайте по восемьдесят, и по рукам.

Мы прибыли сюда впятером. Кроме Виталия и Валеры взяли с собой кандидата в командиры Егора и его друга Андрея, как лучших конников. Впятером, не считая отцов Андрея и Валеры. Кому-то надо за рулём сидеть, своих машин у нас нет.

На это заявление мои ребята слегка цепенеют.

— Степан Викторыч, — такой вариант всегда надо иметь в виду, поэтому особо не удивлён. — Думать надо было до того, как мы за сто километров сюда припёрлись. Вы что думаете, мы по дороге банк ограбили?

— Ничего не знаю! — пузан окончательно укрепляется в своём намерении. — Моё последнее слово — восемьдесят тысяч. Да вы поглядите, каких коней я вам отдаю!

Слегка киваю взводным, те непринуждённо смещаются, образуя вместе со мной вокруг пузана замкнутый треугольник.

— «Последнее слово» — это вы хорошо сказали, — иногда сама собой на лицо выползает очень нехорошая ухмылка. — Тогда у меня контрпредложение. Мы ничего у вас не покупаем, продавайте на мясокомбинат ваших замечательных коней за двадцать пять тысяч…

— Двадцать восемь, — пузан даёт дурацкую поправку.

— А перед отъездом отделаем вас так, что надолго пропишетесь в больнице. Валера?

Валера — молодец. Сразу оценил, что пробивать в печень