секретариата правления РАПП доложил о разговоре со Сталиным, раскритиковавшим платоновский рассказ. Была принята резолюция из двух пунктов: «а) констатировать ошибку, допущенную редакцией «Октября» с напечатанием рассказа Андрея Платонова “Усомнившийся Макар”; б) предложить редакции принять меры к исправлению ошибки».

В декабре 1929 года в письме революционерке Розалии Землячке Фадеев писал: «Я прозевал недавно идеологически двусмысленный рассказ А. Платонова „Усомнившийся Макар“, за что мне поделом попало от Сталина, – рассказ анархистский…»

В ноябрьском номере «Октября» вышла разгромная статья Леопольда Авербаха «О целостных масштабах и частных Макарах», где платоновский рассказ был охарактеризован как «идеологическое отражение сопротивляющейся мелкой буржуазии». В том же номере было опубликовано примечание от редакции журнала, подписанное Фадеевым, Серафимовичем и Шолоховым, где было сказано: «Редакция разделяет точку зрения т. Авербаха на рассказ „Усомнившийся Макар“ А. Платонова и напечатание рассказа считает ошибкой».

Так Шолохова впервые вознесли на вершину культурных иерархий, поставив вровень с тремя наиболее весомыми советскими литературными деятелями (Горький ещё не вернулся): Серафимовичем, Авербахом и стремительно поднимавшимся по карьерной лестнице Фадеевым, которому Сталин уже доверял организацию писательских дел.

Едва ли Шолохов всерьёз посчитал рассказ Платонова «мелкобуржуазным»: это поразительной глубины и редкого остроумия текст. Да, он не сразу догадался, что имеет дело с гениальным писателем – но про это к тому моменту ни Горький, ни Серафимович с Фадеевым тоже не догадывались.

Шолохов подписал письмо по причине ложно понятого товарищества и передоверия авторитетам.

Серафимович – учитель? Учитель. Говорит, что надо осудить, так как публикация платоновского рассказа – наша общая ошибка и товарища Сталина стоит поддержать. Разве можно ослушаться учителя?

Фадеев – товарищ? Товарищ. Он проштрафился перед Сталиным и просит помочь? Просит.

В начале того же 1929 года партия поставила на место распространителей слухов о шолоховском плагиате: создала комиссию, назначила главой комиссии сестру Ленина, вынесла вердикт. Авербах участвовал в этом? Самым активным образом. Боролся за Шолохова? Было. Как не поддержать Авербаха?

А только что, осенью, РАПП вывел Шолохова из-под удара ростовских доносчиков? Вывел.

«Тихий Дон» публикуют в «Октябре»? Публикуют.

Роман, все понимают, весьма сомнительный, где Мелехов никак не идёт к большевикам, сколько Шолохова ни уговаривают. Но политическое и литературное руководство товарищу Шолохову всё равно доверяет.

Сталин огорчён платоновским рассказом – значит, у него есть веские причины для огорчения. Если из Кремля просят отреагировать – значит, это дело государственной важности.

После всего случившегося в том году Шолохов не смог, глядя в глаза Серафимовичу, Авербаху, Фадееву взять и отказать: «А вот и не подпишу».

Подписал. И, кажется, в ту минуту понял отныне и навек – надо уезжать в Вёшенскую и появляться здесь только по делу.

Это был урок.

Шолохов его отлично запомнит и сделает категорические выводы для себя: больше так никогда не поступать. Невзирая ни на какие дружбы, ни на какие обязательства, ни на какие обстоятельства.

* * *

К началу 1930 года Шолохов вчерне закончит третью книгу «Тихого Дона», но настроение его испортят дурные вести.

5 января он пишет из Вёшенской письмо Левицкой с просьбой переслать очередной литературный донос – на этот раз появившийся в сибирском журнале «Настоящее» (№ 8–9 за 1929-й). Уже само название било под дых: «Почему “Тихий Дон” понравился белогвардейцам?»

Текста статьи Шолохов тогда ещё не видел. Вопрос там был поставлен ребром: «Задание какого же класса выполнил, затушёвывая классовую борьбу в дореволюционной деревне, пролетарский писатель Шолохов? Ответ на этот вопрос должен быть дан со всею чёткостью и определённостью. Имея самые лучшие субъективные намерения, Шолохов объективно выполнил задание кулака…»

Шолохова самым прямым образом подводили под удар, требуя, чтоб им заинтересовались не только литературные, но и все иные органы – от партийных до ГПУ.

Он, однако, не знал, и знать не мог, что вокруг журнала «Настоящее» уже несколько лет как сформировался круг деятелей, занимавших радикально антисталинскую позицию. На тот момент значение и влияние этой группы оппозиционеров представляло для Сталина наивысшую опасность. Руководителем их был Сергей Иванович Сырцов. В 1929 году он – председатель Совета народных комиссаров РФСР, член ВЦИК и ЦИК СССР. Напомним, что первым главой Совнаркома был Ленин. Вторым – Алексей Иванович Рыков. И вот – третий.

Сырцов происходил из Екатеринославской губернии, но учился, ещё до революции, в Ростове-на-Дону – отлично знал местные реалии, и в октябре 1917 года оказался председателем Ростово-Нахичеванского Совета и Военно-революционного комитета. В ноябре 1917 – феврале 1918 года Сырцов – председатель Донского областного ВРК по борьбе с белоказаками. В марте – сентябре 1918 года – заместитель председателя СНК Донской советской республики. В январе – апреле 1919 года – начальник отдела гражданского управления при Реввоенсовете Южного фронта и комиссар 12-й армии.

Сырцов был одним из главных организаторов «расказачивания». В шолоховском романе он появляется один раз, эпизодически – на съезде казаков-фронтовиков в станице Каменской в 1918 году: «Зараз, станишники, скажет делегат от рабочих-шахтёров Сырцов. Просьба слухать со вниманием, а также порядок блюсть.

Толстогубый, среднего роста человек поправил зачесанные вверх русые волосы, заговорил. Сразу, как отрубленный, смолк пчелиный гул голосов.

С первых же слов его горячей, прожжённой страстью речи Григорий и остальные почувствовали силу чужого убеждения…»

Едва ли Сырцов мог обидеться на «толстогубого»: кстати, определение было с фактической точки зрения верным. Но вполне мог ожидать любого поворота событий в романе, при котором его деятельность на Дону может быть описана, как минимум, критически. Он и сам с тех пор – в силу политических или, допускаем, иных причин, – переосмыслил ошибки политической работы на Дону. В апреле 1925 года на Пленуме ЦК РКП именно Сырцов выступил с содокладом «О положении казачества». Теперь он настаивал на необходимости более мягкой работы с трудовым казачеством в условиях НЭПа. Именно тогда, напомним, была принята резолюция о необходимости учёта особенностей и традиций в казачьих областях.

Предельно серьёзно относившийся к донской проблематике, отлично разбиравшийся в литературе, Сырцов, конечно же, читал Шолохова. В 1926 году он был назначен секретарём Сибирского крайкома ВКП(б) – то есть возглавил советскую Сибирь. Там он проявил себя как сторонник НЭПа, за что был нещадно раскритикован Сталиным, но позиций не сдал.

В Новосибирске, где находился крайком ВКП(б), Сырцов сформировал свою команду. Должность инструктора в отделе печати Сибирского крайкома получил журналист, драматург, сценарист Александр Львович Курс. Член ВКП(б) с 1919 года, Курс принимал участие в Гражданской войне, служил в политотделе 12-й армии и по предложению комиссара 12-й армии Сырцова стал секретарём Одесского губкома ВКП(б). После Гражданской войны работал в Харькове, в 1924 году переехал в Москву, где занял должность редактора журнала «Журналист», а затем стал главредом газеты «Кино» и журнала «Советский экран». Курс дружил с Маяковским, и тот очень ценил этого яркого и деятельного человека авантюристского склада.

Отношения между Сырцовым и Курсом были самые близкие, достаточно сказать, что