скульптурные, хотя статичные, незыблемые глыбы. Они и не «декорированные сараи» – простейшие формы, обернутые различными значениями. Они превзошли ожидания. Они и то, и другое. Они декорированные утки. Вентури, Скотт-Браун и Айзенур не предполагали, что строительные технологии и компьютерное проектирование уйдут вперед настолько, что позволят возводить сегодня легкие, гибкие, адаптивные здания, которые будут в состоянии изменяться вслед за обществом, которые будут покрыты оболочкой, взаимодействующей с аудиторией столь же ловко, как любое из средств массовой информации, но в каком угодно облике и в какой угодно скульптурной форме. Архитектура дематериализуется. Она еще не так эфемерна, как пиксели компьютерного монитора, но… дайте время.

В итоге именно декорация утки – природы ее фасада – приобретает сегодня первостепенное значение, и тот способ, которым мы привыкли воспринимать архитектуру – в трех измерениях, в личном общении, всеми органами чувств – уступил дорогу новому: воспринимать ее на расстоянии, с помощью зрения, часто даже не непосредственно, но по фотографиям, через «Стрит-вью», «Перископ», «Ютуб», CGI-изображения. Теоретик архитектуры Юхани Паласмаа пишет: «Архитектура нашего времени превращается в ретинальное искусство глаза ‹…› Вместо того чтобы ощущать наше присутствие в мире, мы созерцаем его извне, словно зрители изображений, спроецированных на поверхности сетчатки. Когда здания утратили свою пластичность и свою связь с языком и мудростью тела, они оказались изолированы в холодном, отчужденном царстве зрения»[221].

– Scheisse![222]

В немецком я разбираюсь так же хорошо, как в хирургии мозга или в футболе, но это единственное слово я хорошо различаю. Трое препубертатных юношей, с головы до ног в блестящем красном – цвете мюнхенского клуба «Бавария», только что узрели вдалеке образ новой звезды их команды из вагона метро и повскакали со своих мест: глаза навыкате, отвисшие челюсти. Но это не футболисты. Это стадион.

Футбол весь заключается в эмоциях, и архитектура этого стадиона нарочно спроектирована так, чтобы стимулировать эту страсть, чтобы ее придержали, а затем выкричали до самой крыши так же громко, как эти трое фанатов. Верно, архитектура может и не быть на первом месте у большинства болельщиков. Ведь всё, что требуется для игры – это джемперы вместо стоек ворот и двадцать два парня. То место, где они соберутся, однако, может усиливать впечатление от наблюдения за игрой и передавать это впечатление. Стадионы могли бы быть как соборы – такое же обширное, величественное пространство, то же чувство трепета, которое испытываешь, сталкиваясь с чем-то, что много больше тебя – с распевающей во весь голос толпой, например. Но чаще всего этого не случается. Волнение на стадионах – вопреки архитектуре. Высшая лига богата; но архитектура ее сооружений бедна. На игроков, быть может, изливаются золотые потоки, но зрителей размещают в консервных банках.

Сегодня, разумеется, намного больше людей получает впечатление от футбола через средства массовой информации, чем через присутствие на игре непосредственно, вживую. Однако это вовсе не делает архитектурные сооружения, в которых проходят матчи, излишними. Это дало им новую жизнь. Исследователь Беатрис Коломина писала, что архитектура модернизма стала по-настоящему современной лишь благодаря тому, что была связана с новым феноменом двадцатого века – глобальными средствами массовой информации, «обеспечившими ее перемещение по всему миру», «как если бы она внезапно утратила массу и объем»[223]. Тем более справедливо это сегодня в мире цифровых медиа. Фокус успешного проектирования футбольного стадиона состоит в наши дни в том, что стадион должен обеспечивать трансляцию аудитории эмоционального фона подачи – и тем из них, кто находится в здании, и тем, кто следит за ней с расстояния многих тысяч миль на планшете или на канале «Скай спортс». Помимо того, что дизайн стадиона может усиливать атмосферу матча и способствовать обращению с фанатами не как с животными, как и форма на спине игрока, хороший проект может внести свою лепту в создание общего (фирменного) впечатления, спроектированного для мгновенной трансляции по всему миру.

ФК «Бавария» традиционно играла на Олимпийском стадионе 1972 года архитекторов Фрая Отто и Гюнтера Бениша, увенчанном куполом из кружевной стали и стекла. Сегодня сооружение стало объектом культурного наследия, которое слишком ценно, чтобы его реконструировать, хотя именно оно привило фанатам некоторый архитектурный вкус. Новый их дом, стадион «Альянц Арена», в избытке располагает всеми современными удобствами и инфраструктурой; здесь шестьдесят шесть тысяч зрительских мест, гектары бетонных колонн и мощные террасы, обширный ландшафт проходов от станции метрополитена, дробящих и направляющих толпы, как потоки реки, текущие вдоль ущелий, прорезанных ради света и воздуха через многоярусные подземные парковки, среди рифов, которые образуют билетные кассы. Внутри же стадион напоминает стильный мюнхенский «БМВ»: просторно, удачная планировка, немного пресновато, но бесспорно впечатляет, даже вкус налицо: серо-серебристые тона, формованные пластмассовые сидения на террасах с выборочной полировкой, набранные гротеском указатели.

Спроектировавшая стадион швейцарская архитектурная фирма Herzog & de Meuron не переосмыслила стадион как сооружение. Рецепты по его проектированию мало изменились со времен Колизея: то же кольцо террас, увенчанное защищающими от солнца и дождя выдвижными тентами, которые в этом случае подвешены на стальных брусьях. Однако архитекторы довели сооружение до совершенства. Хотя внутри стадионов кипит жизнь, их интернализованные, напоминающие крепости экстерьеры для внешнего мира обычно мертвы.

Террасы громоздятся невероятно высоко плотным, тесным кольцом по образцу шекспировского «Глобуса», формируя глубокую, уютную, интенсивно бурлящую чашу. Даже пробираясь на свое место, чувствуешь, словно прошел по сцене. «Альянц», торчащий, как многие другие, на краю города, посреди ничьей земли, на полпути в аэропорт, окружают лишь покрытые жестью сараи и путепроводы. Тем не менее, как говорит архитектор проекта Нико Хапп, «мы хотели, чтобы здание передавало эмоции, кипящие внутри, всем, кто снаружи, чтобы и они могли разделить чувства» – путешествуют ли они в городской электричке или по автобану.

И вот свою цитадель Herzog & de Meuron обернули чешуей. Тугие, пухлые ромбовидные подушки из этилентетрафлоуроэтилена (фактически – два слоя пластика, между ними – газ, очень легкие), стадион сияет, как новенький, словно только с прилавка; чешуе-то он и обязан своим важнейшим прозвищем – «надувная лодка». Подушки полупрозрачны: (то, что за ними, едва видать), и оборудованы световыми полосами, которые заставляют весь фасад, словно телевизионный экран низкого разрешения, светиться разными цветами. «Бавария» делит стадион со своим вечным местным соперником (но далеко не ровней), клубом «Мюнхен 1860»: когда играют первые, стадион краснеет, когда последние – становится синим. По желанию свет на фасаде может пойти рябью, будто по нему прокатилась мексиканская волна. Вспыхивает, словно торжествуя, стадион и тогда, когда забивают гол.

Освободившись со времени изобретения стального каркаса от