Дин подождал, пока телефон Томми зазвонил снова, и достал собственный телефон. Он прокрутил список контактов, дошел до Кэт, а потом, не отвлекаясь на размышления, написал ей сообщение:

«Привет тебе. Это мистер Мертвая Подружка. Просто хотел сказать, что я видел их всех, братьев, сестер, отца, остальных, и все было классно. Дай знать, если хочешь встретиться. Думаю о колледже и прочем, может, ты поможешь?»

Закончив вводить текст, он не стал ничего проверять и просто отправил сообщение с уверенной улыбкой. Теперь он был готов. Готов ко всему: к любви, к отцовству, к семье, к учебе, даже к отказу.

Томми завершил свой звонок и с любопытством взглянул на Дина.

– Что ты там затеял? – поинтересовался кузен.

– Ничего, приятель, – с улыбкой ответил Дин. – Просто улаживаю кое-какие дела.

Секунду спустя его телефон зажужжал. Это было сообщение от Кэт:

«Лучше не бывает! Буду рада скорой встрече. Как насчет пятницы?»

«Пятница сойдет. Я еще наберу тебя. Увидимся».

Дин еще раз улыбнулся и выключил телефон.

Робин повернула ключ в замке входной двери и затаила дыхание. Ей казалось, что она пробыла в отъезде минимум неделю и теперь возвращалась домой совершенно другим человеком. Ее сердце было наполнено любовью ко всему, но особенно и всеобъемлюще – любовью к Джеку. Робин толкнула дверь, уронила сумку на пол и вбежала в кабинет. При звуке ее шагов Джек оторвался от компьютера, и они бросились в объятия, зарывшись лицами в волосы друг друга.

– Я так скучала по тебе, – прошептала Робин.

– Не так сильно, как я по тебе, – возразил Джек.

– Могу заверить, гораздо сильнее, чем ты скучал по мне. – Она рассмеялась. – Гораздо сильнее.

Он приготовил чай. Робин уселась к Джеку на колени и стала рассказывать ему о своей прекрасной сестре и замечательном брате и о странном онемении, охватившем ее, когда она смотрела, как уходит ее отец. Робин рассказала Джеку о веселой ночи, которую провела с Дином и Лидией в отцовской квартире, о том, как они пили вино, сидели, обнявшись, на балконе и разговаривали так долго, что осталось лишь три часа для сна. А потом Робин поведала Джеку о своем разговоре с Лидией.

– Знаешь, – осторожно начала она. – Я кое о чем поговорила с Лидией вчера ночью. Я говорила о нас с тобой. О том времени, когда мы разошлись. Помнишь, когда я так странно себя повела?

Джек с интересом посмотрел на Робин.

– Как я мог забыть? – сухо произнес он.

– Мое странное поведение имело причину, и я не думала, что когда-нибудь расскажу тебе о этом. Но Лидия сказала, что я должна. Лидия сказала, что ты поймешь, потому что любишь меня…

Лицо Джека стало озабоченным.

– Продолжай, – тихо сказал он.

– Так вот, вскоре после нашей встречи был момент, когда мне показалось… – она набрала в грудь побольше воздуха, – когда я подумала, что ты мой брат.

– Что?! – Джек начал смеяться.

– Это не смешно! – отрезала Робин. – Это правда. Я решила, что ты мой брат. Фактически я совершенно убедила себя в том, что ты мой брат.

– Боже милостивый! Но почему?

– Не знаю. Потому что ты был таким похожим на меня. Потому что ты не знал, кто твой отец. Потому что я не знала своего настоящего отца. Потому что твоя мать повела себя очень странно, когда мы приехали к ней в тот вечер и говорили о моем рождении от донора. А главное, потому что я получила письмо из реестра, где было сказано, что у меня есть биологический брат, который родился в один год с тобой.

– Что, правда?

– Да, правда. Ты можешь понять, почему у меня имелись подозрения. А потом я просто психанула.

– Но почему ты не сказала мне?

– Я не могла, – ответила она. – Не могла, и все. Я не могла вынести мысли о том, что мы оба узнаем о своем родстве и что у нас была кровосмесительная связь. Я не могла справиться с этим до тех пор, пока точно не выяснила, что ошибалась. И в ту же минуту, когда я поняла это, я немедленно вернулась к тебе. То есть в буквальном смысле это произошло в считаные минуты.

Джек ненадолго притих.

– Так от кого ты узнала, что я не твой брат? – Он подавил смешок в конце вопроса.

– От твоей матери.

– От моей матери?

– Да. Я спросила ее, и она все рассказала. И конечно, если бы она зачала тебя от донора, то не стала бы лгать об этом, верно? То есть она должна была сказать мне правду.

– А может быть, она втайне хотела иметь двухголовых внуков? – с озорной улыбкой предположил Джек.

– Ну да, – отозвалась Робин, ощущая безмерное облегчение. – Я не предусмотрела такую возможность.

– Моя мама – странная женщина. С ней ничего нельзя знать наверняка.

Робин улыбнулась и прислонилась к груди Джека. Она почувствовала, как остатки неловкости покидают ее тело, и удовлетворенно задышала.

– Моего настоящего брата звали Томас, – сказала она. – Он умер в младенчестве. Но если бы он не умер, ему было бы ровно столько же лет, сколько и тебе. И, может быть, вы стали бы друзьями…

Джек грустно кивнул.

– Мне бы это понравилось, – сказал он, дыша ей в макушку.

– Да, – отозвалась Робин. – И мне тоже.

Два часа спустя Джек и Робин лежали бок о бок в трясущемся поезде. Вагон был почти пустым. В четыре часа дня лишь у немногих людей был повод отправляться из Лондона в Бакхерст-Хилл. Джек держал руку Робин в своей руке. Они не разговаривали. Голова Робин была переполнена таким количеством странных и чудесных мыслей, что там не оставалось места для слов.

Ее родители устроили барбекю.

– Только стейки и картофельный салат, – извиняющимся тоном сказала мать, когда Робин позвонила ей утром и сказала, что хочет встретиться с ними. – Хорошо, милая?

Робин приняла решение, когда сидела в поезде, направляясь в Лондон. Она думала о том, как выглядел этот человек, когда испустил свой последний вздох. Она не могла стряхнуть это воспоминание. Она еще никогда не присутствовала при смерти другого человека. Она возилась с трупами на анатомических практикумах, но ни разу не видела, как отлетает чья-то жизнь. Эта картина снова и снова воспроизводилась у нее в голове – мгновенно обмякшее лицо, внезапная страшная тишина после часа кошмарных плясок со смертью. Это было ошеломительно. Теперь Робин едва помнила, что происходило тогда, о чем они говорили в ожидании его смерти, что они делали. Она покинула хоспис раньше остальных, снедаемая желанием поскорее вернуться к Джеку и обрести некое подобие нормального состояния ума.

Она не должна была приходить в хоспис. Она была недостаточно зрелой, чтобы видеть, как умирает человек. И теперь она ясно сознавала, что была умственно и психически не готова посвятить следующие пять лет своей жизни изучению медицины.