– Если я умру, убей его этим, – сказала она.

И с глубоким вздохом она крепко ухватилась за рукоять и вытащила выкованный гномами клинок из черепа Злостного Врага.

Ничего не произошло.

Гримнир выдохнул, сам не осознавая, что затаил дыхание. Он не заметил никаких изменений в женщине, когда та соскользнула с костей и встала рядом с ним – она не постарела и не закричала, когда гейс обрушил на неё двадцать девять смертей. Она просто подняла меч, изучая лезвие с выгравированными рунами, все ещё алмазно-острое и без ржавчины. На какое-то время – долгое время – она задумалась о своем будущем, взвесила все варианты. Она перевела взгляд с клинка на Гримнира и обратно. И затем медленно протянула ему рукоять.

Гримнир не терял времени. Он сразу же взял Сарклунг, держа его с пафосным почтением. Это его связь с прошлым – меч, который он видел столетия назад на бедре своего сурового и целеустремленного родственника Радболга.

– Что ты будешь делать?

Гримнир искоса взглянул на кости Злостного Врага.

– Завершу начатое, – сказал он. – А ты?

– Если она жива, я заберу девочку, Дису. Хочу показать ей, что помимо этих смертей есть другой мир.

Гримнир кивнул, почти не слушая. Его взгляд не покидал лезвие меча.

– Если она согласится, забирай.

И так, не сказав больше ни слова и даже не оглянувшись, Ульфрун Железная Рука повернулась и ушла от кургана. Гримнир ждал, слушая, как она дошла до расщелины и вышла в ночь. Когда её шаги стихли, Гримнир повернулся к покрытому шкурой скелету змея. Он шлёпнул плоской стороной лезвия по ладони левой руки.

– Вот тебе и жалкое пророчество, да? Посмотрим, что сделает одноглазый ворон, когда его питомец появится без головы!

Гримнир пинком отбросил в сторону груду упавших костей и уже хотел вскарабкаться наверх, чтобы оседлать хребет змея, когда его остановил резкий смех. Он оглянулся через плечо, его здоровый глаз горел. Гримнир заметил движение фигуры в тени. В просторном плаще и широкополой шляпе, с изогнутым посохом. Единственный глаз ответил на ненависть ненавистью.

– Гримнир, сын Балегира, – сказала фигура голосом, похожим на скрежет камня по железу. – Мой жалкий кузен. У нас есть нерешенное дельце, нидинг. Ты должен мне псалмопевца.

– Нали, сын Наинна, – рассмеялся Гримнир, поворачиваясь лицом к фигуре. – Вижу, твой господин отдаёт тебе его обноски! Я бы удивился, если бы не знал, что под этим нарядом ты всё такой же бледный недоносок, каким я оставил тебя умирать на Дороге Пепла. Фо! И ты прав насчёт проблемки! Ты должен мне смерть!

– Ты про свою троллиху? – рассмеялся Нали. – Как трогательно, что ты заботишься о такой, как она. Но ты всегда любил подбирать бродяг. Кстати: когда я разделаюсь с тобой, отнесу твою птичку моему хозяину. Ему такие нравятся… те, кто ломаются, но не гнутся.

– Вот как! Ты ещё можешь драться?

Нали снял шляпу. Правого глаза не было, его принесли в жертву Всеотцу; левый горел ярко, как кузнечный горн; хоть сам мужчина был бледен и зарос чёрной бородой, в его сжатой челюсти чувствовалась вновь обретённая сила. Он откинул плащ, обнажив сильные прямые конечности под кольчугой из плотной ткани. Нали постучал посохом по влажному камню, и скрывающие его чары спали, обнажив правду – то было копьё. Его древко из ясеня возвышалось над макушкой Нали на вытянутую руку, а последняя четверть оружия представляла собой широкий клинок с выступами, выкованный из черного железа и с выгравированными рунами рока.

– Жалкий скрелинг, – прорычал Нали, опускаясь в боевую стойку, – ты даже не представляешь!

Диса смотрела, как великан Бродир проревел имя Всеотца, призывая владыку Асгарда в свидетели. В ответ на это в глубине души берсерка что-то раскрылось – дверь в мир страданий и крови. И через неё шагнуло существо из кошмара. Оно было похоже на Бродира – доброго, нежного Бродира, – но Диса не видела человеческого в глазах этого хищного зверя. Это было создание из холодных склепов и пропитанных кровью полей, монстр, не знающий пощады.

Растопыренные пальцы схватили ближайшего дана за голову. И хотя на мужчине был открытый шлем, одно движение этой громадной руки легко сокрушило железо и кость. Бродир швырнул мертвеца, как куклу, сбив второго дана с ног. Тот поднял щит и ударил Бродира по ногам зазубренным мечом. Не обращая внимания на зияющую рану, открывшуюся в мышце икры, Бродир высоко поднял раненую ногу и опустил пятку на макушку упавшего. Кости лопнули, а позвонки хрустнули, когда вес берсерка вдавил череп дана в грудь.

– ОДИН!

Но Диса не стояла без дела. Когда четверо данов переключили свое внимание на защиту своего лорда, который дважды безуспешно пытался подняться на ноги, Диса побежала к ним, её обнаженный топор был подобен лезвию хирурга в тесных стенах руин. Она разрезала сухожилия одного дана и вспорола ему горло, когда он упал; второго она толкнула в спину. Он рухнул под ноги Бродиру, крича, когда берсерк схватил его голову одной рукой, а кулак с клинком – другой. Мышцы великана дергало от ненависти; крики парня превратились в пронзительные вопли, когда Бродир оторвал ему руку.

Третий дан отступил к Дисе, его лицо было белым, как простыня, и забрызгано кровью. С диким взглядом он врезал ей локтем в лицо, повернулся, чтобы прикончить, и умер, когда массивный кулак Бродира ударил его в центр спины, вонзив осколки грудной клетки в сердце и лёгкие.

Оставшийся дан развернулся и побежал, блея, как овца, спасающаяся от волка. Впопыхах он споткнулся о руины ворот и пропал из виду.

Остались лишь Конрад со священником. Бродир повернулся к ним, сжимая челюсти, слюна стекала по его бороде. Пока лорд Скары пытался схватиться за рукоять меча, бородатый священник преградил путь берсерку. Он поднял свой посох с крестом, и слова, слетевшие с его губ, несли в себе силу Белого Христа.

– Крест святой да будет мне свет, – взревел священник. – Змий же мне князь да не будет!

И Бродир – гигантский Бродир – отступил. Диса смотрела, как огромный северянин пошатнулся и вздрогнул, будто каждое слово молитвы священника плевалось ядом.

– Изыди, сатана! Изыди! – Священник сунул посох в лицо Бродиру. – Возвратись воспять, сатана!

Берсерк дрогнул. И Диса, рыча от злости, незаметно зашла за дрожащее тело гиганта. Слова, слетевшие с губ бородатого священника, заставили её глаза увлажниться, а кожу загореться. И все же она не остановилась. Её вела ярость, защищала от худшего из пагубного влияния Пригвождённого Бога. И в ответ Диса Дагрунсдоттир вонзила лезвие своего ножа в грудь священника в чёрной сутане… и повернула.

– Это за Флоки, ты, сукин сын, целующийся с крестом!

Казалось, будто кто-то задул свечу.

– С-святые, спасите меня! Мой… л-лорд… – Никулас отшатнулся, выронив посох, чтобы схватиться за зияющую рану под грудиной, будто пальцами и волей он мог остановить потоки крови, хлынувшие через его руки. Он споткнулся и упал на колени. – Л-лорд?