Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он вскочил и зашагал взад-вперед по комнатке, которая, как ему казалось, сжималась вокруг него.
— Это были всего лишь доспехи, и не больше.
Джессан рванул входную дверь, чтобы глотнуть свежего воздуха. Но воздух был далеко не свежим и нес в себе все запахи большого города. И все же Джессану стало легче; исчезло ощущение, будто он заперт в клетке.
— Просто доспехи, — тихо повторил он.
Он еще постоял на пороге, потом обернулся. Бабушка глядела на огонь очага. Башэ с явным сочувствием и пониманием смотрел на друга. По лицу Арима нельзя было понять, о чем думает нимореец. Джессан облизал пересохшие губы.
— Ну какое зло могут причинить доспехи? Как металл может быть злым? Пусть необычного вида, но это все равно металл, — не мог успокоиться Джессан.
Арим глубоко вздохнул. Подойдя к Джессану, он взял юношу за руку. Джессан не любил, когда до него дотрагивались, особенно чужестранцы, но теплая рука Арима приятно согрела его похолодевшую кожу. Прикосновение ниморейца странным образом успокаивало.
— Да, тяжкая ноша легла на твои молодые плечи, — сказал Арим. — Значит, у богов были на это свои причины. Не вини себя, Джессан. Ты просто не мог об этом знать. Ты думал, черные доспехи — это просто металл. Нет, доспехи врикиля только с виду похожи на обычные доспехи. Это… их тело, кости, кожа. Когда Густав убил врикиля, что от него осталось? Внутри была лишь горстка праха, верно?
— Да, — ответил изумленный Джессан. — Но откуда…
— Откуда я это знаю? Я знаю о врикилях. К своему сожалению, я кое-что знаю об этих тварях. Пойми, Джессан, врикиль — это не заколдованный особым образом живой человек. Врикиль, убитый Владыкой Густавом, был мертвецом. Он был мертвым уже целых сто лет, а то и больше. Врикиль — это труп, которого зловещая магия Пустоты делает похожим на живого человека. Эта магия заключена в черных доспехах. Доспехи и врикиль неразделимы, как ты неотделим от своего тела. Если уничтожить врикиля, труп его рассыпается в прах. Доспехи сохраняют сущность врикиля, магию Пустоты.
Джессан не на шутку встревожился.
— Что же теперь будет с моим дядей? — озабоченно воскликнул он.
— Этого я не знаю, — сказал Арим. — Я никогда не слышал, чтобы кто-то брал доспехи врикиля или даже осмеливался дотронуться до них.
Видя глубокую подавленность Джессана, Арим ободряюще добавил:
— Твой дядя — сильный воин и рассудительный человек. Будем считать, что он нашел способ избавиться от этих проклятых доспехов.
— А если нет? — резко спросил Джессан, не поддаваясь попыткам Арима успокоить его. — Что с ним может случиться?
Загорелое лицо Джессана сильно побледнело, глаза потемнели. Он был испуган, и Арим вдруг понял, что юноша боится не только за своего дядю. Арим заподозрил, что здесь должно быть что-то еще.
— Доспехи — это порождение Пустоты, и потому они способны привлечь к твоему дяде внимание другого врикиля. Или привести его самого туда, где окажется другой врикиль.
Джессан закрыл глаза и вяло привалился к дверному косяку.
— Что я наделал, — пробормотал он.
Арим встревожился, но старался говорить спокойным голосом.
— А что ты еще мог наделать, Джессан? Может, — Арим умолк, подыскивая наиболее подходящие слова, — может, ты взял еще что-нибудь из вещей, принадлежавших врикилю? Может, ты оставил это себе?
— Скажи, Арим, — наконец спросил Джессан, вздохнув так, что вздрогнуло все его тело, — у врикиля… бывают огненные глаза?
— Покажи мне это , — тихо попросил Арим.
Пальцы не слушались Джессана. Он долго возился с ножнами, прежде чем сумел их развязать. Рука его тряслась. Он сжал пальцы в кулак и напряг всю свою волю, восстанавливая самообладание. Джессан вытащил костяной нож и положил на ладонь. Прежде нож казался ему красивым и гладким. Только сейчас он увидел на лезвии отвратительные зазубрины.
Башэ застонал и поспешил как можно дальше отодвинуться от ножа. Арим не шевельнулся и не сделал попыток взять нож в свои руки. Нимореец внимательно посмотрел на нож, потом на Джессана. Произнеся какую-то молитву на своем языке, Арим втолкнул Джессана в комнату, а сам выглянул на улицу, озираясь по сторонам. Он закрыл дверь, лязгнул задвижкой и, словно для большей надежности, привалился к двери спиной.
— Ты знаешь, Джессан, что у тебя в руках? — спросил Арим и сразу же сам ответил себе: нет, не знает. Для Джессана это — просто нож, только несколько странного вида. А Пустоте его неведение только на руку. — Врикили поддерживают свое гнусное существование, питаясь душами живых людей. Нож, который ты держишь, называется кровавым ножом. Когда Пустота избирает себе подходящую жертву и превращает человека во врикиля, первое, что делает врикиль, — он изготавливает нож… из собственной кости.
Джессан в ужасе смотрел на нож. Дошел ли до него смысл слов Арима?
— Такой нож требуется врикилю, чтобы убивать своих жертв, — продолжал говорить страшную правду Арим. — Чтобы похищать их души. — Арим вовсе не собирался запугивать Джессана, однако считал, что юноша должен понять весь ужасающий смысл своего поступка. — Через кровавый нож врикили могут общаться друг с другом, переговариваться на любом расстоянии. Скажи, Джессан, этот нож проливал кровь?
— Да, но то не была человеческая кровь, — дрогнувшим голосом ответил Джессан. Его кожаная блуза стала мокрой от пота. Он отер рукой лоб. — Откуда я мог знать?
— И тем не менее нож побывал в крови? — не отступал Арим.
— Я убил кролика… — Джессан глотнул воздух и обвел взглядом комнату, словно хотел прорваться сквозь стены. — Может, двух кроликов. Сейчас уже не помню. Но с того времени эти глаза начали всюду искать меня. Огненные глаза. И еще топот копыт. Я не могу спать по ночам. От них вся земля трясется. Неужели никто из вас не слышит?..
Джессан наклонился и швырнул нож в очаг. Потом отпрянул назад, схватил правой рукой левую и стал внимательно разглядывать свою ладонь.
— Он двигался, — обливаясь потом, прошептал юноша. — Я чувствовал, как он шевелился в моей руке, словно живой. Это зло. Нож этот — проклятый. Надо его сжечь.
— Я боюсь, что… — начал Арим.
— Замолчите! — вдруг резким голосом потребовала Бабушка.
Повинуясь ее приказу, все замолчали, включая и Джессана, хотя его хриплое, прерывистое дыхание громким эхом звучало в тесном пространстве домика.
Бабушка не принимала участия в разговоре. Она все так же сидела на половике и вглядывалась в игру пламени.
Костяной нож лежал на переливающихся углях в самом жарком месте очага. Языки пламени лизали его, но поглотить не могли. Огонь не причинял ножу ни малейшего вреда. Не сводя глаз с этого порождения Пустоты, Бабушка начала петь.
Она пела на языке пеквеев. В этом языке было немало веселых и даже беззаботных звуков, напоминавших птичье щебетанье. Но у языка твитл существовала и другая, темная сторона, ибо пеквеи жили бок о бок с природой. Они знали: природа может быть жестокой и не проявлять ни малейшего сострадания к слабым и незнающим. Острый совиный клюв разрывает на части зазевавшуюся мышь; голубая сойка пожирает яйца малиновки, уничтожая не успевших родиться птенцов; беспечные бабочки застревают в паучьих сетях. Песня Бабушки совсем не ласкала слух: в ней слышалось уханье совы, хрипловатый крик сойки, отчаянное шуршание крылышек пойманной бабочки. Бабушка пела, указывая на огонь.