Он искренне надеялся, что Джессан оставит его в покое. Ему вовсе не хотелось спать, да и вряд ли он смог бы теперь заснуть. Просто Башэ хотел полежать в тишине и подумать.

Но упрямый Джессан не собирался оставлять его в покое. Уж если тревинису что взбрело в голову, он будет стоять на своем.

— Вставай, лежебока! — сказал Джессан. — Мне нужна твоя помощь.

Башэ сел на подстилке, протирая глаза.

— Помощь? В чем?

Башэ покосился на храпящую Бабушку.

— Не здесь.

Глубоко вздыхая, Башэ поплелся за Джессаном в другую комнату. Огонь в очаге успел погаснуть, превратившись в горстку невесомого пепла.

Башэ оглянулся.

— Арим, — тихо позвал он.

— Он ушел, — мрачным тоном сообщил Джессан.

— Почему ты говоришь так, будто он сделал что-то дурное? — удивился Башэ.

Ему понравился нимореец с мягким голосом и учтивыми манерами. Башэ нравилось следить, как изящно тот двигался, и слушать разумные речи Арима.

— Если помнишь, Арим предупреждал нас, что уйдет еще до нашего пробуждения.

— Не верю я ему, — пробормотал Джессан.

— Тревинисы вообще никому не верят, — заметил Башэ. — Я знаю, почему ты рассердился на него.

— И почему же? — угрожающим тоном спросил Джессан.

— Я пошутил, — пришлось соврать Башэ. Иногда слова способны ранить не хуже ножа. От таких слов закипает кровь в сердце, а оставляемые ими рубцы никогда не заживают. — Лучше скажи, почему ты разбудил меня в такую рань?

Джессан подошел к ящику с золой и указал на посох.

— Убери отсюда эту палку.

— Зачем? — недоуменно спросил Башэ, тоже подходя к ящику.

— Мне нужен нож, — сказал Джессан. — Точнее, мне он не нужен , — поспешно добавил он в ответ на изумленный взгляд Башэ. — Но я должен забрать его из ящика. Если желаешь знать, я решил от него избавиться.

Башэ возликовал.

— В самом деле? И как ты это сделаешь?

— Я думал об этом всю ночь. Я отнесу нож в Храм, о котором нам рассказали наши друзья.

— Ты хорошо придумал, Джессан, — похвалил Башэ, однако его тут же одолело сомнение. — Но тревинисские воины говорили, что в Храм пускают только ниморейцев.

— Раз боги избрали меня, они сами и позаботятся об этом, — сказал Джессан. — Я отдал этому решению свою душу.

Здесь Башэ уже предпочел не спорить. Если тревинис «отдал свою душу», он либо исполнит задуманное, либо погибнет, пытаясь это сделать.

— Ты хоть знаешь, как найти Храм? Тут столько улиц, — пеквей беспомощно махнул рукой.

— Острый Меч рассказывал мне, что есть такая улица — она называется улицей Королевы, — которая проходит через весь город. Она начинается от гавани в южной части города и идет на север, прямо к Храму, проходя мимо казарм. Он сообщил мне об этом на тот случай, если я захочу с ними встретиться. Улица Королевы проходит всего в шести улицах к западу от улицы Воздушных Змеев. Нам нужно лишь ее найти и потом двигаться на север. Так и доберемся до Храма.

— Арим встревожится, когда вернется и увидит, что нас нет, — сказал Башэ.

— Но Бабушка-то никуда не уйдет, — коротко бросил Джессан. — Он поймет, что мы не могли уйти насовсем, оставив ее здесь.

Довод друга показался Башэ вполне разумным. Он поднял Бабушкин посох. Джессан полез в ящик за ножом. Вдруг он остановился, выпрямился и зло посмотрел на посох.

— Убери его, — приказал он Башэ.

— Но, Джессан…

— Мне не нравится, как эти глаза следят за мной.

Пряча улыбку, Башэ отнес посох туда, где спала Бабушка, и положил рядом с ее рукой. Пробормотав что-то во сне, старуха протянула руку, положила ее на посох и довольно улыбнулась.

— Теперь он тебя не видит, — сказал вернувшийся пеквей.

Джессан нагнулся над ящиком с золой и, чуть помедлив, извлек нож. Поморщившись, он быстро спрятал нож в кожаный мешочек, в котором хранил кремни для высекания огня. Лоб юноши покрывали капельки пота. Губы его были бледны.

— Пошли, — сказал он Башэ.

Стараясь не заблудиться, оба смотрели только вперед. Никто из них не подумал оглянуться назад.

* * *

Будучи людьми благочестивыми, ниморейцы постоянно советовались с богами. Перед началом едва ли не каждого серьезного дела, могущего сказаться на их дальнейшей жизни, ниморейцы обязательно обращались к богам. Они считали, что боги принимают самое деятельное участие во всех сторонах их жизни, начиная от семейных дел и кончая делами торговыми и государственными. Королева Нимореи, являвшаяся также Верховной Жрицей, соединяла в одном лице государственное и духовное управление страной.

Мианминский Храм находился в северной части города и принадлежал к числу старейших в городе зданий. Когда около трехсот лет назад нимранские изгнанники обосновались в этих краях и начали строить город, Храм был одним из первых строений Мианмина.

Улица, по которой шли Джессан и Башэ, привела их к городской стене. За воротами начинался сосновый лес. Когда друзья почти уже оказались под кронами высоких сосен, Башэ вдруг остановился.

— Что случилось? — недовольно спросил Джессан.

— Это древний лес, — прошептал завороженный Башэ. — Древний и магический. Разве ты не чувствуешь? У меня все кончики пальцев пощипывает.

— Еще толком не рассвело — это я чувствую, — ответил Джессан, хмуро поглядывая на лес. — Думаешь, он сердится на нас?

Башэ призадумался.

— Сейчас нет. Но, наверное, может и рассердиться.

Джессан шумно выдохнул воздух.

— Раз уж мы добрались сюда…

Не договорив, он с мрачной решимостью устремился в лес. Башэ последовал за другом и едва не сломал шею, пытаясь разглядеть верхушки высоких сосен.

Все, кто встречался им по пути, непременно оборачивались и бросали на них любопытные взгляды. Кое-то даже невольно останавливался, чтобы посмотреть на пеквея. Однако ниморейцы были людьми воспитанными, и никто не приставал к Джессану и Башэ с расспросами.

Друзья шли под пологом сосен. Джессан, не забывавший о главной цели их похода, все время поторапливал Башэ, который брел среди густых теней, вдыхал резкий аромат хвои и успевал дотрагиваться руками до нижних веток.

По выходе из леса их ожидало удивительное зрелище, которое явно видели лишь немногие чужестранцы. Кольцо зеленой травы, мягкой и нежной, словно шелк, окаймляло широкий каньон, вырытый с помощью магии и трудолюбивых рук. Внутри этого каньона располагалось внушительное здание Храма, достигавшее полмили в ширину и уходившее на полмили в глубину. Верхнее кольцо храмовой стены было сложено из гранита и украшено рельефными изображениями животных. Говорили, что здесь можно найти любого зверя, какой только встречается в Лереме. Каменные изображения были в несколько раз больше настоящих зверей и отличались такой живостью, что, казалось, лев вот-вот прыгнет, а олененок — бросится от него на подкашивающихся ногах.