Алан сказал осторожно:

– Думаю, что, когда кристалл будет у вас в руках… вы узнаете.

– Хорошо, – ответил я раздраженно. – Я не отказался и не отказываюсь. Но сперва завершим объезд моих земель, я посмотрю, что нужно для их укрепления, потом у меня суд, затем я отправлюсь на турнир… а тогда посмотрим.

Рыцари переглянулись, но их глазам я понял, что все верно, это у мальчишек ветер в голове, могут сразу уря-уря, а такие солидные сеньоры, как я, хоть и очень молодые, но… солидные, знающие, сперва завершают неотложное, потом – срочное, а уж затем отправляются в долгие странствия, ибо как каждый христианин стремится хоть раз в жизни побывать у Гроба Господня, так и рыцарь всегда и всеми фибрами рвется в самый дальний поход.

Похоронив рыцаря, мы забрали его меч и щит, некоторое время ехали в суровом молчании. Потом ко мне приблизился Харальд, в глазах приличествующая случаю печаль, но лицо начинает расплываться в довольной улыбке.

– Взгляните, ваша милость! Вот это теперь тоже ваша деревня!

Справа от дороги несколько домиков, поля, сады, небольшое стадо коров на зеленом лугу, уйма водоплавающей птицы в озере.

Я отмахнулся, хотя только что хотел проехать по единственной улице, уперши левую руку в бок и горделиво посматривая на кланяющихся простолюдинов.

– Наша цель – оборона. Как я понял, вон за теми огородами уже не наша земля?

– Нет, надо еще до речки, там хороший луг, а вон те холмы уже на земле Герцикэ. Теперь уже он ваш сосед.

– Кто он?

Харальд подумал, сказал осторожно:

– Я знал его хорошо, но после того семь лет пробыл в темнице. Хотя не думаю, что сэр Герцикэ изменился уж очень. Вообще-то он не слишком воинственный. Земли у него бедноваты, зато медные и серебряные рудники, занимается торговлей, поэтому Одноглазому не был соперником, хотя со сменой хозяина, всякое может быть…

Пока он рассказывал, деревушка уплыла за спину. Осталось впечатление, что хотя Одноглазый и обдирал своих как липок, молодых девок забирал в замок на бесчестье и поругание, а парням давал копья и посылал в бой впереди своих отборных солдат, однако село не бедствует: земля богатая, урожаи высокие, в огородах полно корнеплодов, в лесах видимо-невидимо дичи, а в реках и ручьях – рыбы, в каждой семье не меньше десятка детей, а это значит, что людского материала на любые глупости хватает.

Солнце склонялось к закату, я ощутил, что снова отрываюсь от сопровождающих, у них же кони, просто кони, а у меня черный единорог, который, как сказал Рихтер, не рожден, а сотворен. Что это значит, и сам не знает, но главное, такой конь скакать может сколь угодно долго, без устали.

На турнир, кстати, многие явятся тоже на чудесных конях, с чудесным оружием. И хотя, как рассказывают знатоки, турнирное поле освящается священниками, а то и самим епископом, но вроде бы запрещена только нечистая магия, а чудесное оружие вполне работает. Вряд ли это правда, Церковь всегда старалась ограничить, а то и запретить распространение оружия, даже самого простого, как то луки и арбалеты, но воинский дух в человеке слишком силен, слишком… Не думаю, чтобы Церковь преуспела так уж во всем.

Харальд догнал меня на взмыленном коне, крикнул задыхаясь:

– Ваша милость, берите правее!..

Далеко впереди над землей темнеет облачко. Не то неопрятный стог сена, не то грязная тучка опустилась и не может оторваться от почвы.

– Опять? – спросил я.

Харальд спросил встревоженно:

– А что, уже видели такие?

– Да, – ответил я. – Гунтер показывал. Тоже свернутые королевства?

Он сказал торопливо:

– Не знаю, но когда я… словом, семь лет назад здесь была только грязная лужа, а над ней черный туман. Но стоило забрести зверю или человеку…

– Понятно, – прервал я, – значит, постепенно разрастается? К счастью, не слишком быстро.

Мы ехали шагом, нас догнали остальные, Зигфрид и Алан пристроились справа и слева, виконт Теодерих оставался с лучниками, все смотрели на темную тучу без страха и даже без любопытства.

То-то и оно, мелькнула мысль, что зона Тьмы разрастается очень медленно. Настолько медленно, что человек привыкает, он видит, что полям угрозы пока нет, а будет только грозить внукам или правнукам. Сейчас же нужно обходить эти опасные места, вот и все. Как обходят болота или зыбучие пески.

– Откуда они взялись? – пробурчал Ульман брезгливо. – Я еще помню, когда таких гадостей не было.

Харальд ответил тревожно:

– Началось, если не врут, с руин Крепости Горзана. Не знаю места хуже, если сказать правду. Говорят, что крепость стояла еще до Древних королевств?.. Весь мир менялся, словно бабочка, вылезающая из кокона, только эти руины уже тогда были руинами! А может и не руины вовсе, а раньше так строили?

Ульман возразил:

– Не заговаривайся, Харальд! Это же люди строили, а не жуки какие-нибудь! А люди всегда строят одинаково.

– Да? – спросил Харальд с сомнением. – Это жуки строят одинаково, а человек такое иной раз удумает, что куда там жукам… Еще, говорят, что в тех руинах даже не магия, а что-то вообще черт знает что. Еще более древнее и подлое, чем магия. А если и то считать магией, то совсем уж будто и не людьми накликанная.

Зигфрид морщился, двигал складками на лбу, наконец произнес веско:

– Насчет древней не знаю, но разве не про эти руины рассказывают, когда Бертран де Самонский зашел помочиться, оставив оруженосца снаружи, а вышел седым старцем. И еще уверял, что провел там тысячу лет. С другой стороны, из этих руин, помню по детским рассказам, вышли Призрачные Всадники, а следом туча саранчи! И непонятно, где они все там помещались… Раз в год над этими руинами собирается среди ясного неба туча и долго бьет молниями в эти черные камни. Священники говорят, что святые ангелы Господа выжигают нечисть, иначе расплодилась бы так, что заполонила бы весь мир!.. И вы хотите, чтобы мы пошли к этим руинам?

Харальд слегка покачивался в седле, худое лицо с заостренными чертами обращено вперед, в глазах поблескивают грозные огоньки. Оранжевые лучи золотят бледную кожу.

– Руины не опасны, – возразил он. – Сотни смельчаков заходили в них и выходили спокойно. И ничего с ними не случалось.

– Это все зависит… – сказал Ульман, – да, зависит… от чего, никто не знает. Может быть, в полнолуние… или когда какие-нибудь звезды сходятся, тогда и случается…

– Что?

– Не знаю, – огрызнулся Ульман. – Но это бывает редко. А во все остальное время это просто руины. Ничего волшебного.

Нас догнал Тюрингем, прислушался, спросил ядовито:

– А сохранность? За то время, что они стоят уже как руины, горы от старости превращаются в песок! А насчет того, что ничего не случается с теми, кто оттуда выходил, это как сказать…