– Не ожидал, что мне окажут такую честь, – садясь за стол, говорит Док.

Ребята заходят в кабинет вслед за мной. Хорнсби и Тейтерс садятся рядом, а Холмс и Поузи остаются стоять сзади.

Хорнсби тянется, чтобы взять меня за руку, но я отмахиваюсь.

– Не надо.

– Подумал, тебе не помешает поддержка. – Он пожимает плечами.

– Могу я сделать вывод, что ты не против того, чтобы мальчики услышали то, что я хочу тебе сказать? – спрашивает Док.

Я бы предпочел остаться один, но парни против. С тех пор как появились на пороге моей квартиры, они не отходят от меня. Кроме того, возможно, неплохо, если еще одна пара ушей— или в данном случае четыре – услышит то, что для меня приготовил Док.

– Да, я не против, чтобы они узнали обо всем.

– Очень хорошо. – Док делает глубокий вдох, кладет ладони на стол и смотрит мне в глаза. – Результаты сканирования отрицательные.

С облегчением выдыхаю, а парни хлопают.

– Вот так, да, этот сукин сын здоров как бык, – говорит Тейтерс.

– Мужик, тише, – прошу я, хотя мне и самому хочется орать во весь голос, как незрелому юнцу. – Значит, никаких опухолей или чего-то в этом роде?

– Верно, – отвечает Док, – но мы кое-что нашли на рентгеновских снимках.

– Черт. – Поузи бьет Тейтерса по руке. – Ты слишком рано обрадовался, идиот.

Тейтерс потирает место удара и с беспокойством смотрит на меня.

Док достает из ящика стола образец скелета головы и ставит его на стол.

– У него отсутствует часть черепа? – спрашивает Хорнсби.

– Смещена челюсть, – предлагает свой вариант Тейтерс.

– Осколок в мозгу, – выкрикивает Поузи.

– Может, хватит предположений? – прошу я. – Давайте просто послушаем, что скажет Док.

– Спасибо, – ухмыляется Док. – Ты когда-нибудь слышал такое понятие, как «атлант»? Первый шейный позвонок, раньше его называли C1.

Качаю головой.

– Нет.

– Атлант имеет форму кольца и выполняет важную задачу – поддерживает голову. Он также отвечает за движение головы и шеи. Ты задействуешь его, когда киваешь. Он служит своего рода опорой и позволяет голове двигаться вперед и назад. – Он указывает на скелет и показывает на кость. – Вот здесь, видишь, твоя шея похожа на выгнутый банан. – Мы все киваем, мальчики наклоняются поближе, чтобы изучить кости. – Вот так выглядит здоровый позвоночник, но со временем он страдает от естественного износа, переживает чрезмерную нагрузку, сплющивается, а в твоем случае – изгибается в противоположную сторону. – Док поворачивает шею скелета в обратном направлении, и мы все дружно стонем от неприятного звука.

– Господи, меня сейчас стошнит, – ноет стоящий позади меня Поузи.

– Вот как выглядит твоя шея.

Внимательно изучаю скелет.

– Он смещен сильнее, чем должно быть, это меня вчера и заинтересовало. Полагаю, из-за профессии состояние твоего позвоночника далеко от идеала, и в этом нет ничего необычного. Ты профессиональный спортсмен, много тренируешься, поднимаешь тяжести и не следишь за состоянием позвоночника, но травма усугубила ситуацию. При падении на лед ты получил хлыстовую травму шеи, и ущерб оказался серьезнее, чем мы думали. А смещение атланта и шейных позвонков может стать причиной тяжелых мигреней.

– Да, логично, – соглашаюсь я. – Значит, со мной ничего серьезного?

– Ситуация серьезная. Если проблему не лечить, боль усилится, и ты перестанешь выходить на лед.

– Но ее можно как-то решить? – спрашивает Тейтерс. – Мы хотим, чтобы этот парень стоял перед нашей сеткой.

Док кивает.

– Да, у нас лучший в лиге медицинский штат, я переговорил с нашим инструктором ЛФК и физиотерапевтом, они подготовили план лечения, который поможет стабилизировать мышцы шеи. Они разработали программу физиотерапии, чтобы подготовить тебя к следующему сезону, но тебе придется остаться здесь и пройти курс лечения.

– Я сделаю что угодно, лишь бы прийти в себя к началу сезона.

– Рад слышать. – Он кладет передо мной лист бумаги. – Мы хотим начать с арт-терапии.

– Арт-терапии? И как она поможет? – не понимаю я.

– Рисование успокаивает, – встревает Поузи.

Док смеется.

– Я не о такой арт-терапии, а о технике активного освобождения. Многие команды в лиге начали нанимать таких специалистов в штат, и «Задиры» не исключение.

– И что надо делать? – спрашиваю я.

– Ты выполняешь команды и двигаешься, а врач в это время воздействует на отдельные болевые зоны, снимая напряжение в мышцах. Метод довольно успешный, что подтверждают отличные результаты по всему миру. Сначала мы начнем с расслабления связок и мышц шеи, сделаем необходимые коррективы, затем подключим мануальную терапию и физиотерапию, чтобы закрепить результат. У нас хорошие прогнозы насчет того, что к началу сезона ты забудешь о мигренях и будешь чувствовать себя другим человеком.

– Мне нравится перспектива, – говорит Хорнсби, хлопая меня по спине. – Осенью наш парень покажет настоящий класс.

Теперь я чувствую огромное облегчение.

– Когда можно начать?

– Завтра. Мы составим график.

– Не хочу ему звонить, – сжимая телефон в руке, говорю я.

– Такова часть плана, – постукивая по блокноту, отвечает Хорнсби. Вверху страницы написано «План». Под ним три пункта. Голова. Джош. Девушка. Вот и все. Вот такой безупречный план придумал Хорнсби.

– Эту часть плана можно пропустить.

– Нет, – в унисон выдают парни.

И тут встревает Тейтерс.

– Мы настаиваем, сначала разберись с Джошем, потом двинемся дальше.

– Ладно, – нехотя тяну я, нажимая на имя сводного брата. Нервно постукиваю ногой по полу и, когда никто он отвечает, уже думаю, что, может…

– Алло?

Вот черт.

Зажмуриваюсь, делаю глубокий вдох и говорю:

– Джош… э-э-э, это Пэйси.

– Ага, Пэйси, привет.

Шепчу парням.

– Охрененно неловкий разговор.

Тейтерс жестом показывает мне продолжать.

– Ну, ты давно просил поговорить, и вот я звоню тебе. – Пот стекает по моей спине. Пожалуйста, ради всего святого, пусть мы как можно скорее распрощаемся.

– Спасибо, я ценю твое решение позвонить. Я вообще сомневался, что ты когда-нибудь согласишься заговорить со мной.

– И уверен, ты в курсе почему, – резко отвечаю я.

– Да, понимаю. Не знаю, говорил ли тебе папа, но недавно у меня обнаружили рак, и мне пришлось непросто. Я не ищу сочувствия, просто такова жизнь. Проходя курс лечения, я осознал, что, если со мной что-то случится, мало кто будет переживать, потому что по большей части я вел себя как козел. И тогда, на первом сеансе химиотерапии, я принял решение попытаться исправить положение и извиниться. Я хотел, чтобы люди поняли – на самом деле я хороший парень.

– Логично.

– И значит, я должен попросить у тебя прощения. Я не ищу твоего одобрения, понимаю, что должен заслужить такую привилегию, но я хочу, чтобы ты знал, я сожалею о том, как вел себя с тобой и