— Бояре, княжичи, бароны, — усмехнулась Настя, изредка хлопая в ладоши и подпрыгивая на месте, словно согреваясь.

— Сами? — восхитился старик. — Ну надо же! А что за княжичи? Не государевы ли сынки?

— Не-а, их друзья и знакомые, — выдохнула Даша. Сердце девушки екало каждый раз, когда черная изломанная линия внезапно подавалась в их сторону, а значит, боярские отступали на один-два шага. Как там Никита? Да, он хорош в магическом противостоянии и в настоящем бою, где требовалось мгновенное уничтожение врага. Но здесь иная тактика. Насколько девушка знала, убийство на ристалище во время больших праздников не рассматривалось как умышленное, и частенько, по статистике, за год в кулачных боях погибало до десяти-пятнадцати человек. Это много, даже учитывая строгие меры, принимаемые властями, вплоть до привлечения опытных целителей-чародеев.

— А боярские сегодня упертые, — хохотнул какой-то мужчина, стоявший неподалеку. И зеваки разом загалдели, признавая факт происходящего.

Левое крыло неожиданно опрокинуло фланг противника.

Никита вместе с Годуновым и княжичем Давлетовым оказались на первой линии, потерявшей всех лидеров. Роман давно отполз в сторону, как и Влас с разбитым лицом. Потерялся Самусь в круговерти боя, Епифана затоптали, и только Важников еще держался, с хеканьем раздавая мощные оплеухи, но и сам получая то по уху, то в грудь.

Но главное, что хотел Никита — они сумели разорвать плотную цепь гильдейских, и здесь уже вступали в права умения в одиночку расправиться с противником. Противник не учел главного. Все трое: Годунов, княжич Михаил Давлетов и барон Назаров были не обычными дворянами. Именно они навязали свою тактику. Как будто услышали совет старичка на берегу навязать противнику свалку-сцеплялку, то есть бой один на один или один против двоих.

Никита умело нырнул под летящий кулак какого-то уставшего низкорослого мужика и дернул на себя, перехватив руку в изгибе локтя. И тут же обрушился всем весом на противника, пробивая двойным в грудь и подбородок. Тот брыкнулся на спину, высоко задрав ноги в валенках. Единственное, что вызывало досаду у Никиты — обувь. Невовремя проскальзывали подошвы на утоптанном снегу. Из-за этого пропустил два чувствительных удара, от которых ныли ребра и занемела левая часть щеки.

— Ник, справа! — успел крикнуть Годунов, умело орудуя своими длинными ручищами.

Хрясь! Удар кулака, обмотанного плотным бинтом, больно отозвался в уже отбитом ребре. Да что б вас! Словно специально метят в одно и то же место! Никита отбил еще один удар ретивого парня, уводя его руку в сторону. Ну, что ж! Раз так хотят, получите!

Мгновенного ухода в скрут не получилось, но и тех секунд замешательства противника хватило. Ухватив невидимые глазу космические потоки, идущие сверху, и земные — снизу, вспомнив уроки Донского, Никита закрутился в круговерти боя, рассекая редеющую толпу гильдейских. Это не было магией. Древние секреты боя ариев-руссов, изначально направленные на сдерживание врага в одиночку, словно выплыли из небытия. Никита уже не замечал мелькания рук, удивленных и разозленных лиц противника. Раззявленные в беззвучном крике рты исчезали с поля зрения, кто-то отлетал от страшного удара в корпус в гущу толпы, кому-то не посчастливилось попасть под молотилку и упасть под сутолоку ног.

Музыка боя звучала в ушах волхва. Погружаясь в состояние берсерка, или Витязя, Никита подобно раскаленному наконечнику копья прошел всю цепь правого крыла гильдейских, раздавая удары попавшим под его кулаки драчунов.

А за ним в образовавшуюся щель с ревом хлынули оставшиеся на ногах боярские.

— Во дают! — в восторге старик скинул с себя шапку и хлопнул об землю, забыв о клюке. Даже ногами стал притаптывать. — Энто кто же такой прыткий? Как пошел-то! Нашли-таки пробивного воя дворянские! Эх, меня туда!

Девушки в восторге запрыгали на месте, разглядев, наконец, знакомый вязаный светло-серый свитер с редкими красными вставками в виде оберегов. Фигура в этом свитере подобно утесу, о который разбивались бушующие волны, вдруг рванула вперед, непостижимым образом уходя от остервенелых ударов гильдейских. Вот один шлепнулся на задницу, второй кубарем улетел под ноги, третьего просто снесло как ураганным ветром.

— Витязь! — прошептала Даша, узнав знакомые для себя элементы боя, которые использовал Никита. А вот нечто новое ее удивило. Скручивающееся тело волхва словно подхватывало удары гильдейских и вело их по часовой или против часовой стрелки, и их же силой, да еще утроенной, возвращалось обратно. Против такого шторма устоять было невозможно.

— Пошли! — заорали вокруг, возбужденные неожиданным поворотом событий, люди. — Вот это дали бояре! Дави гильдейских!

То ли порыв левого крыла, наотмашь бьющего противника, внезапно ощутившего себя в капкане; или бешеная ярость двух десятков человек с разбитыми в кровь лицами и кулаками опрокинувших весьма сильный фланг — гильдейские дрогнули и стали отступать.

Даша давно заметила, что за спинами бьющихся посыпали золой прямые линии. Если хоть одна нога отступающего заступит за нее — это считалось проигрышем. При условии, что количество бьющихся не осталось критически малым. Удивительно, но выбывших было не так уж много. Человек пятьдесят-шестьдесят с обеих сторон. Возле них хлопотали целители, снижая уровень урона с помощью кроветворных амулетов. С легкими переломами потом разберутся. Тяжелых сразу уводили наверх к каретам скорой помощи.

Вокруг стали судачить, выдавят ли боярские гильдейских за линию, или те что-то придумают во избежание поражения. Даша опять закусила губу, понимая, как тяжело приходится горстке бойцов во главе с Никитой. Противник еще не сдался и был силен. Весь центр мгновенно сжался, ощетинившись кулаками. Но перелом наступил. Потрепанное правое крыло очухалось от ударов и резко подалось вперед.

А левое крыло подобно острому штопору тем временем вонзилось в тыл сгрудившихся гильдейских.

Никита до сих пор не мог понять, как им удалось выиграть бой. Оказывается, в виду тотальной потери бойцов, противник выбросил белый флаг. Вернее, наблюдающие вовремя заметили неладное. Бойцы от купцов, мастеровых, ремесленников падали как подкошенные. Если бы не свисток к окончанию боя, разошедшиеся боярские просто затоптали бы оппонентов.

Волхв очнулся сидящим на заляпанном кровью снегу. Он брал комья влажного красного снега и прикладывал их один за другим к пылающему от ударов лицу. Чувствовалось, как оно распухло. Нижняя губа словно оторвана и провисает. Одно ухо оглохло так, что голоса соратников слышны как из-под завалов ваты. Ребра опасно потрескивают.

— Да это есе сто, — услышал он голос Годунова, шамкающего как девяностолетняя старуха, потерявшая все зубы. — Мой папаса сястенько дрался на куласьках. Ему голову пробивали, суки. Кастеты прятали в верхонки, гипсом обмасывали кулаки.

Борислав разгоряченно размахивал руками, помогая Важникову стоять на месте, подпирая его плечом. С другого бока, пошатываясь, привалился Давлетов. Забавная троица с кровяными потеками могла привлечь внимание какого-нибудь художника, если бы он находился здесь в момент эпического завершения битвы.