Кровать детская. Детская коляска. Пальто — 2 (зимнее и летнее). Шапочки — 2 (зимняя и летняя). Обувь — 4 пары. Белье — 6 пар. Куклы, игрушки. Детское приданое.

Управляющий делами Совета Министров СССР Степанов (35).

Письмо родителей Ю. А. Гагарина Н. С. Хрущеву:

4 июля 1961 г. Москва, Кремль

Председателю Совета Министров Союза ССР, Коммунистической партии Советского Союза товарищу Никите Сергеевичу Хрущеву.

Дорогой Никита Сергеевич! Мы, простые люди, родители Юрия Алексеевича Гагарина Анна Тимофеевна и Алексей Иванович, от всего сердца благодарим Коммунистическую партию, Советское Правительство и лично Вас, Никита Сергеевич, за ту огромную заботу и внимание, за все то, что Вы для нас сделали. Мы знаем, что без заботы и воспитания Партии, Правительства и лично Вас, Никита Сергеевич, наш сын не мог бы совершить такого подвига.

Анна Тимофеевна Гагарина, Алексей Иванович Гагарин, гор. Гжатск Смоленской области, Ленинградская, дом 40 (35).

«Московский комсомолец», 18 апреля 1961 года:

Москва, исследовательский институт Академии наук СССР, профессору лично в руки.

Дорогой профессор! Я, Шумакова Антонина Петровна, хочу полететь в спутнике в сторону Луны. Работаю на механическом заводе на «Казахстанской Магнитке». Здоровье отличное (62).

Академия наук СССР. Прошу записать меня в очередной рейс в космос. Хочу лететь на корабле-спутнике на Луну, Венеру и другие планеты. Хочу лететь в космос для блага советского человека. Зайцев Борис, Краснодарский край, с. Хаджох (62).

В Москву, в Кремль, до дорогого нашего Микиты Хрущова. Дорогой Микита Сергеевич! Я до вас с огромной просьбою: когда будете посылати следующий корабль-спутник, то нехай не сажают туда каких-то животных. Пришлите за мной, на мой адрес. Я спокойно сяду в кабину корабля и зроблю разведку космоса. Я хочу помочь советским людям, бо я советска жинка. Драчук А. К., Львовская обл., с. Загорное (62).

Уважаемые товарищи из Академии наук СССР! Я, вьетнамский юноша, хочу, чтобы вы разрешили мне стать членом экипажа космического корабля. По состоянию здоровья и духа я могу выполнять любые поручения. Владею специальностями литейщика, электромонтера, слесаря, рыбака, маляра. Буй Нгок Шен, Ханой (62).

Преодолев однажды силу земного тяготения, Гагарин по возвращении вновь, разумеется, оказался в его власти — и ощущал его так же, как все остальные. Однако его продлившаяся в реальности всего полтора часа уникальность удивительным образом пролонгировалась — в глазах едва ли не всего населения планеты он продолжал оставаться свободным от гравитации телом. Из просто гражданина СССР он превратился как бы в спутник СССР, в своего рода оторвавшуюся от Земли Луну — вызывающую, как известно, иррациональный интерес даже у самых далеких от проблем освоения космоса обывателей.

Непонятно, кто именно первый решил, что вечером, наступившим вслед за «утром космической эры», Гагарину положено ездить куда-то с визитами — однако так получилось, что все страны наперебой стали зазывать его на огонек. Чем, собственно, они руководствовались, отправляя эти приглашения? Может быть, тем, что раз уж он все равно пролетал над их территориями и мог видеть любые секретные объекты — то почему бы теперь не позвать его в гости по-человечески? И чего они, собственно, от него хотели?

Наиболее внятный ответ на эти вопросы дал один экзальтированный кипрский джентльмен, принявшийся вдруг посреди лондонской пресс-конференции чуть не на коленях умолять русского майора об одолжении: «Мы будем целовать нашего Гагарина, если он приедет на Кипр».

Да-да: именно этого они и хотели, по большому счету, — ничего больше: целовать «сына Земли», совершившего «звездный рейс». «Нашего Гагарина». Вопрос в том, насколько это оправдывало риск выдачи выездной визы «нашему» — да-да, все-таки НАШЕМУ — 27-летнему майору, слетавшему к звездам, но политически неоперившемуся.

Нет ничего удивительного в том, что пропагандистская машина в полной мере использовала Гагарина в качестве представителя своих интересов внутри страны и в странах-сателлитах; что первой его поездкой, совершенной буквально через пару недель после приземления, была Чехословакия — и затем Куба, Польша, Венгрия и т. д.; то был хорошо спланированный «круг почета», выездная агитационная кампания, организованная по понятной модели. Но допустить сход космонавта с запланированной дипломатической орбиты и попадание в очевидно опасный «метеоритный пояс»?

Те, кто разрешал, по существу, неалгоритмизированные, рассчитанные на удачу, первые выезды Гагарина в «настоящую», «капиталистическую» заграницу, сами, по-видимому, не знали, каких дивидендов ожидать, — однако сочли оправданными риски выставить на торги подвергшийся редизайну идеологический продукт в момент, когда политические рынки Запада оказались в состоянии волатильности (Британия теряла одну колонию за другой; США были еще не вполне готовы принять на себя роль глобального полицейского, которую ранее выполняла Британия; кроме того, США не понимали, что делать с пожаром практически у себя на заднем дворе: Кубой).

По существу, с Гагариным советская пропаганда предложила переживающему глобальный политический кризис миру — и Западу, и своим, и третьим странам — своего рода открытую платформу. Не очень понятно, что конкретно означала для них способность СССР летать быстрее и выше всех прочих стран (скорее всего некое военное преимущество), — но ясно, что к этому можно было присоединиться: жить плетень в плетень, дружить домами, заключать экономические контракты и т. д.

Эффект после запуска этой «платформы» превзошел самые смелые ожидания. Гагарин стал самым успешным «PR-проектом» советской власти — позволившим продолжать политическую экспансию из космоса на чужие территории. Впоследствии главной реакцией этих авантюристов было — тоже — не столько даже удовлетворение, сколько безмерное удивление. Каманин, советское официальное лицо, ошеломленно записывает в дневнике: «Наблюдая миллионные толпы людей, так горячо приветствующих Гагарина, я часто вспоминал свои юношеские впечатления от одной лубочной картинки, изображающей встречу Иисуса Христа с народом. Запомнился светлый лик Божества в центре и полтора-два десятка удивленных и вопрошающих лиц на заднем плане» (9).

Впоследствии пользовались популярностью объяснения такого рода: поездки Гагарина на Запад были своего рода операцией прикрытия для менее пригодной в качестве политической рекламы деятельности СССР — воздвижение Берлинской стены, попытка установить ракеты на Кубе. Задним числом эта версия, может быть, и соответствует действительности — но в мае — июне 1961 года ничего подобного не требовалось. Скорее уж более правдоподобным выглядит «советское» — в данном случае речь идет о Бразилии — объяснение: «Крайне зависимая в политике и экономике от США страна хотела продемонстрировать свою значимость, принимая советского посла мира» (15).