Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За эти новшества, объяснила мать, мастера забили камнями до смерти.
Теперь Мимара видела внутренним взором мандалу собственного изготовления, больше мирскую, чем космологическую, но каждой частичкой губительную по своему смыслу. Она видела покрытую миллионом слоев нужду, толпы крошечных людишек, замкнувшихся в равнодушии и отвлечении. И огромные палаты Великих Фракций, гораздо более могущественных, но увлеченных вечной борьбой за престиж и доминирование. С ужасающей ясностью она увидела это, постигла мир символов, заполненный жизнью, но лишенный нервов, совершенно бесчувственный к пагубности, притаившейся в его пустом сердце.
Темный мир, сражающийся в давно проигранной войне.
Мир, казалось, был исполнен такими же истонченными чувствами, как у нее: бессилием, отчаянием, зияющей безнадежностью. Мимара какое-то время шла, наслаждаясь вкусом этого предположения, словно приговор был медовым пирогом. Мир, где аспект-император – само зло…
А потом поняла, что и противоположное легко может быть истиной.
– Что бы ты подумал, – спросила она старого колдуна, – если бы я сказала, что он, когда я его видела, был увенчан славой, был, вне всякого сомнения, Сыном Небес?
Вот оно, поняла она. Крыса, которая все грызет и грызет его изнутри…
– Трудные вопросы, моя девочка. У тебя к ним талант.
Всепобеждающий страх.
– Да. Но эти дилеммы остаются твоими, не так ли?
Он посмотрел на нее, и в глазах его на кратчайший миг промелькнула ненависть. Но, как и многое другое, она улетучилась без остатка. Просто очередное чувство, слишком скользкое и устаревшее, чтобы удержать его в руках настоящего.
– Странно… – ответил он издалека. – Я вижу две пары следов за собой.
Чувство облегчения.
Как будто истертые и запутанные нити разом распались от собственного натяжения. Будто все взлетело, как пушинки с порывом ветра. Будто отрезали пуповину, оборвались старые связи и жилы, что скрепляли швы. Будто паутины стали воздушными змеями, парящими высоко и свободно, хлопающими на ветру, привязанные к земле единственной тонкой нитью…
Кирри.
Святое, очищающее кирри.
Каждую ночь все выстраивались в очередь к Нелюдю, присасываясь к его пальцу. Порой он похлопывал их по щеке свободной рукой, задерживая грустный взгляд на их лицах, пока его палец ощупывал их языки, десны и зубы.
И было правильно и должно чувствовать вкус слюны предыдущего.
Они нашли новый Бивень для поклонения, обрели нового Бога для ободрения духа и поклонения. Кирри, справедливо распределяемое их пророком, Инкариолом.
Днем они шли, погрузившись в благодатную монотонность ходьбы. Передвигались, как жуки, опустив головы к земле, делая шаг за шагом, не отрывая глаз от башмаков, окруженных нимбом пыли.
Ночью слушали Клирика и его сбивчивые признания. И им казалось, что они улавливают логику, которая увязывает отдельные абсурдные высказывания в единое целое. И радовались ясности, неотличимой от хаоса, просветлению, лишенному уверенности, истины или надежды…
А степи проносились мимо, как во сне.
– Кирри… – решилась наконец вымолвить она. – Оно начинает меня пугать.
Колдун, будто сломленный, промолчал. Она ощущала его тревогу, усилие воли, которое заставляло его подавить упрек. Она знала слова, которые он мог бы сказать, потому что это были те же самые придирки и обвинения, которые возникали у нее в голове в ответ на подобные мысли. Вот глупости. Зачем кидать камни в волков? Все так, как должно быть. Все будет хорошо…
– Как так? – спросил он холодно.
– В борделе… – услышала она свой ответ и удивилась, потому что обычно испытывала отвращение, заговаривая об этом месте. – Некоторые девушки, по большей части которые сломались… Их пичкали опиумом – насильно. И спустя несколько недель они уже… уже…
– Готовы были на все, чтобы получить дозу, – мрачно закончил колдун.
Она не ответила. Где-то над их головой раздался кашель.
– Может, и Нелюдь делает с нами то же самое?
Этот вопрос словно тяжелым камнем выкатился у нее из груди. Почему так трудно оставаться честной в свете происходящего?
– Зачем же? – спросил колдун. – Он разве что-то… требует?
– Нет, – ответила она.
Пока нет.
Он, задумавшись, уставился в землю, взметая пыль башмаками.
– Нам нечего бояться, Мимара, – наконец проговорил он, но в его манерах чувствовалась некая фальшь, словно старик был испуганным мальчиком, перенявшим заверяющий тон и позу жреца. – Мы не похожи на остальных. Мы понимаем всю опасность.
Не зная, что на это ответить, она просто пошла дальше в немом смятении. «Да! – что-то кричало в ней. – Да! Мы знаем опасность. Мы можем принять меры предосторожности и отказаться от кирри в любое время! В любое!»
Только не сейчас.
– Притом… – наконец добавил он, – оно нам необходимо.
У нее уже был заготовлен ответ на это возражение.
– Но мы уже двигаемся слишком быстро, зашли слишком далеко!
«К чему эти разногласия? – проворчал ее внутренний голос. – Пусть говорит».
– Посмотри на шкуродеров, – продолжал спорить он. – Люди, рожденные для испытаний, питаются кирри уже не одну неделю. А как бы преодолели этот путь старик и молодая девушка?
– Тогда пусть остальные идут вперед. Или нет – давай лучше ускользнем ночью!
А самое лучшее, пришло ей на ум, – просто взять мешочек у Нелюдя… Да! Украсть! От этой мысли у нее внутри все заиграло, захотелось громко смеяться, хотя здравомыслие подсказывало, что никто не может что-то забрать у мага Куйя. На губах ее еще играла улыбка, а в глазах уже стояли слезы разочарования.
– Нет, – сказал старый колдун. – Нельзя нарушить обещание, которое мы дали этим людям. Они будут преследовать нас, и будут правы, полагая, что принесли себя в жертву.
Он научился искусно обосновывать свою позицию – так же как и она.
– Может, следует объявить ему конфронтацию, – предложила она. – Поднять этот вопрос на всеобщее обсуждение.
Еще не договорив, она почувствовала, что это решение обречено. Подумаешь! К чему эти хлопоты?
Ты никогда не испытывала к ним любви…
Акхеймион покачал головой, словно истина была настолько стара, что вызывала одну лишь усталость.
– Я не доверяю Галиану. Боюсь, что кирри – единственное, что удерживает его здесь…
– Пусть тогда уходит, – пожала она плечами скорее в ответ на свои слова, чем на его.
– Если Галиан уйдет, – возразил Акхеймион с непреклонной самоуверенностью, – он уведет за собой Покваса и Ксонгиса. А Ксонгис нам нужен. Чтобы находить пищу и не сбиваться с пути.