— Мне тут нравится.

— На Земле?

— Да, сэр. То есть нет, сэр, — взволнованно поправился он. — На флоте, сэр. Поэтому я не хочу, чтобы меня считали сумасшедшим.

— А я и этого и не утверждаю. Напротив, я полагаю, что если вы сумасшедший, то все остальные в радиусе двадцати километров отсюда тоже абсолютно невменяемы.

— В том, что я вижу больше других, нет ничего ненормального.

Френч промолчал. Ему хотелось утешить молодого человека, сказать, что он понимает его, объяснить, что он и сам видел оранжевые лучи в небе и чудовищ в море. Нет, нельзя. Тогда они станут равны, в приказах и суждениях командора можно будет сомневаться, его можно будет подставить и при случае утопить. Френч заговорил, осторожно выбирая слова:

— Насколько я понял из книг, такого рода странные события случаются всякий раз, когда нечто угрожает самоопределению личности человека. Происходит невозможное, то, что мы раньше считали плодом своего воображения. «Ловцы человеков». Вон, видите, я написал эти слова на доске?

— Да, сэр. Я каждый день смотрю на эту надпись.

— Так вот, ловцов человеков больше нет. Дело не только в том, что меняется наша жизнь, нет, мы потеряли связь с природой, с землей, потеряли себя, если хотите. Когда наша цивилизация подвергалась опасности, когда внешние силы грозили смять, опрокинуть наш мир, слово приобретало особенное значение. Человечество спасали традиции, предания, передающиеся из уст в уста. В такие моменты люди часто видели то, о чем рассказывается в сказках. Срабатывает защитный механизм, он не дает нам забыть о том, кто мы есть на самом деле, возвращает нас к нашим корням. В письменных источниках отражено несколько таких случаев. Вспомните древнюю Иудею и пришествие Христа, вспомните, как создавались Библия, Ветхий и Новый Завет. Вспомните, как боролись за свою свободу и права рабы. Ничто не могло сломить этих храбрецов, их сила имела глубокие корни, она прорастала из преданий и легенд, передававшихся из поколения в поколение, и, в конце концов, рабы добились признания своих прав. Вспомните, как усердно миссионеры старались разрушить веру индейцев в языческих богов, старались и не могли. Вера коренного населения росла и крепла с каждым днем, перья становились ярче, танцы яростней, обряды торжественнее. Мы встречались со сказкой, и эта сказка спасала нас много раз. Нам нужны ловцы человеков! Вы меня понимаете, Несбитт?

— Д-да, сэр.

— Народы болезненно реагируют на вторжение чужеродной культуры, так же, как и на потерю корней, потерю связи со своей собственной культурой. Тут вступают в игру массовые галлюцинации, и люди верят том, что видят. Верят, ведь, чтобы выжить, верить необходимо. Выжить и остаться в здравом рассудке, несмотря на то, что прежней жизни уже не вернуть.

Несбитт сидел в кресле очень прямо и изумленно глядел на командора, он явно не верил своим ушам.

— Что вы видели, — продолжал Френч, — когда включили отражатели?

Несбитт вздрогнул.

— Ничего, сэр.

— Вы уверены?

— Ничего. — Молодой человек отвел глаза, он никак не мог на что-нибудь решиться. Вдруг в голове у него что-то щелкнуло, он подскочил, словно от удара. — А вы? — Глаза его засветились надеждой, парень улыбнулся, словно между ним и Френчем установилась невидимая связь. — Вы, сэр?

Командор занервничал. Он боялся, что чересчур разоткровенничался с этим юнцом. Френч сжал губы. Едва заметная перемена в его настроении тут же стерла улыбку с лица Несбитта.

— Расскажите мне о том, что вы видели, — спокойно сказал командор. — Я же знаю, вы что-то видели.

Несбитт дернул головой, как будто убеждал себя не говорить лишнего, заерзал и умоляюще произнес:

— Да вы же сами знаете, что я видел, сэр, разве нет?

— Вчера ночью вы за чем-то следили в небе, и я это заметил.

— Но вы видели? Сами видели, сэр?

На лице Несбитта ясно читалось смятение. Он то и дело потирал ручки кресла, рот его открывался и закрывался, слышно было, как шлепают губы. Френч понаблюдал за молодым человеком и сказал единственное, что он считал правильным в этой ситуации:

— Нет, Несбитт, ничего необычного я не видел. — Командор опустил голову и начал перебирать на столе бумаги. — Постарайтесь взять себя в руки, Несбитт. Вы свободны.

Райна смотрела на стены палаты. Все цвета постепенно исчезали, все, кроме серого, думать с каждой минутой становилось труднее. Она старалась представить себе знакомое лицо или предмет, но забывала, чего хотела, еще до того, как мозг успевал выдать картинку. Будущего не существовало. Сначала было страшно, накатывали волны паники, однако по мере того, как ухудшалось ее состояние, Райна почему-то успокаивалась. Она никак не могла вспомнить, чего боялась. В душе наступил мир. Райна словно бы отделилась от тела и даже, кажется, от сознания.

Потом на стул у кровати кто-то сел. Человек выглядел чудно: узкая голова, спутанный ком волос, кривые зубы, нервная улыбка. Райна вглядывалась в него и силилась узнать, но не могла: черты лица постоянно менялись. Он заговорил, глаза запали, по лбу побежала рябь, потом на подбородке появилась ямочка. Райна начала понемногу различать цвета, бледные тени красок, к которым она привыкла за свою жизнь. Пятна вырывались изо рта человека, они растекались по комнате и оседали на предметах. Забрезжили воспоминания, снова накатила паника, и, наконец, Райна узнала говорившего. Слова обретали смысл, из них начали складываться мысли и образы.

— Я видел в море русалку, рыжая, волосы по пояс, и уж такая красавица, что аж плясать хочется от радости. И голая, ни клочочка одежды. — Он покраснел и опустил голову. — Чудо из чудес. А до того дня я русалок не видал.

«Томми, — произнес кто-то в голове у Райны. — Вроде бы так его зовут. Томми».

— А потом дальше, уже почти у самого Порт-де-Гибля мне повстречалась огромная каракатица. Вот такая! — Он поднял руки и зашевелил пальцами, стараясь напугать Райну. — Тянет, понимаешь, ко мне щупальца, будто толстые черви к тебе ползут, охота ей вступила вытащить меня из лодки. Каракатица жутко опасная, а вот кит… Тут совсем другое дело. Голову из воды высунул, и прям видно, какой он замечательный, ну, каракатица и испугалась. Бултых, и пропала. Сбежала и в глубине затаилась. А кит со мной заговорил, да так глянул из-под воды, глаз у него большой и круглый, и уж такой добрый, что мне враз почудилось, будто мы с ним старые приятели.

Райна, наконец, рассмотрела его. Томми, точно, это Томми, она вспомнила — они дружили, крепко-крепко. Томми Квилти. Сколько раз он помогал ей в будущем, и не сосчитать. Ой, нет, не так. В прошлом. Точно, в прошлом. Раньше. До этого момента. Это и есть прошлое.

— Пыль веков, — произнес Томми.

Райна ничего не поняла, да похоже, что он и сам не понял сказанного. Слова просто вырвались из его груди.

— Тот кит поведал мне, что видел меня сквозь пыль веков, вот так прямо и сказал. Он… — Томми замолчал и посмотрел на дверь. В палату вошла женщина в белом.