Меряя шагами комнату и выглядывая в окно, юноша нетерпеливо поджидает Клерриса. Тот появляется не один. Лидия, хоть ее и не звали, заходит в комнату следом.

— Не делай этого, — умоляюще произносит она. — Вторая жизненная связь убьет вас обоих.

Креслин смотрит на нее, стараясь открыть всю свою душу, и говорит:

— Я никогда не прикасался к ней, разве что раз, в мыслях, не зная, кто она такая. Я пытался стать ей другом. Пытался ухаживать за ней, старался быть уступчивым, нежным, пел ей песни. Но положение не улучшилось, а скорее ухудшилось. Я мог бы умереть, но моя смерть убьет ее… а продолжать жить по-прежнему — значит неизбежно возненавидеть друг друга. Что из этого, по-твоему, лучше?

Лидия отводит глаза. Клеррис молчит, не вмешиваясь в разговор.

— Можешь ты обещать, что положение улучшится? — спрашивает Креслин.

— Нет. Обещать не могу.

— А можешь ты с уверенностью сказать, что если я буду чувствовать ее так же, как она меня, все станет еще хуже?

— То, что ты замыслил, либо убьет вас в считанные дни, либо…

— Либо?

— Не знаю. Никто еще не пробовал устанавливать двойную связь.

— Скажи мне, что я не прав.

Лидия смотрит на Креслина, глаза ее глубоки и ясны.

— Ты собираешься прибегнуть к насилию, чтобы исправить последствия насилия. Зло, причиненное в начале, было настолько велико, что, возможно, это — единственный ответ. Из чего, однако, не следует, что он правильный.

— Я всегда был только орудием — орудием Черных, своего отца, маршала… Разве у меня нет права попытаться обрести свое счастье и свою любовь? — порывисто спрашивает Креслин.

— Молодым не свойственно терпение, — медленно и спокойно произносит Клеррис.

— Особенно мужчинам, — сдержанно добавляет Лидия.

В комнате воцаряется молчание. Черные переглядываются, потом Лидия пожимает плечами.

— Ну что ж, так будет быстрее.

— Быстрее?

— Ну… на самом деле связь между тобой и Мегерой уже начала формироваться. То, что ты хочешь сделать, ускорит и углубит процесс, но не обязательно что-то изменит. Ты этого по-прежнему хочешь?

«Связь уже формировалась, — ошеломленно думает юноша. — Вот оно что… А я даже не принимал в расчет приходящие извне мысли и чувства, видя в этом только случайность…»

— Ты уверен, что хочешь этого? — настойчиво повторяет человек в черном. — Зная ее нрав, ты должен понимать, что результат может оказаться непредсказуемым.

— Я уверен, что совсем не хочу этого, — с нажимом произносит юноша. — Просто, не будь это сделано, все может обернуться гораздо хуже.

— Ты еще молод, — качает головой Клеррис, — и не понимаешь, что на свете много вещей похуже, чем существование кого-то, кого приходится остерегаться.

— Не так уж и много, — возражает Креслин, закатывая рукав, — особенно если этот «кто-то» — Мегера.

— Ты просто не представляешь, что тебя ожидает, — печально улыбается Лидия. — Но не исключено, что потрясение добавит тебе понимания.

Клеррис, покачивая головой, открывает принесенный с собой маленький футляр.

— Я не завидую тебе, Креслин. У нее очень сильная воля.

Юноша не отвечает. Его душат слезы.

— Одержимый демонами глупец! Возможно, ты убил нас обоих! — кричит побагровевшая от ярости Мегера. На лбу ее выступил пот, и причиной тому вовсе не полуденная жара.

«…проклятый сластолюбец, слабоумная похотливая скотина…»

— Конечно, подождать ты не мог! Где уж тебе набраться терпения, чтобы узнать обо мне побольше! Все мужчины таковы — тебе кажется, будто они что-то понимают, а они думают вовсе не тем местом! — быстро переведя дух (она даже не замечает охлаждающего террасу вызванного Креслином ветерка), Мегера раздраженно продолжает: — Конечно, от тебя, дубины, впору было ожидать чего угодно! Что мне непонятно, это как Лидия могла согласиться на такое безумие…

— Дело в том… — торопливо отвечает Креслин… — Понимаешь, она сказала, что начало этому уже было положено, и… — он сбивается и говорит не совсем то, что только что собирался: — И, я думаю, она почувствовала, что если этот процесс слишком затянется, то ни ты, ни я не выживем.

— Ты о чем? Чему было «положено начало»?

— Ну… понимаешь… Порой я уже воспринимал твой мысли, во всяком случае, когда ты сильно сердилась.

— Что?

— Ты вот только что подумала, будто я сластолюбец и безумная похотливая скотина.

— Слабоумная, — поправляет его Мегера.

— Невелика разница. Пусть будет «слабоумная».

— Я ухожу.

— Куда?

— Побуду с Шиерой. Нет, — добавляет она, уже направляясь к своей спальне, — можешь не волноваться, с острова не сбегу. По крайней мере пока.

«…до следующего раза…»

Креслин пожимает плечами, хотя ее мысль пронзает его как меч. Она снова не оставляет ему никакой возможности.

— Я предоставляла тебе кучу возможностей, но ты все их переиначивал под себя.

— Это неправда, — возражает он и тут же поправляется: — Не совсем правда.

Почувствовав неловкость — не свою, а ее, — юноша качает головой.

— Ты… ты… — кричит, задыхаясь от ярости, Мегера, — ты присвоил даже мои чувства!

— А мои уже были твоими, и всякий раз, когда тебе было нужно, ты не задумываясь использовала это против меня.

«…будь проклят!.. Мне не удержать… как он мог терпеть это так долго?..»

— Будь проклят… — произносит она вслух, но ее слова звучат скорее рыданием, чем проклятием. — Ты добрался до моей души… и теперь…

«…и теперь убиваешь нас обоих…»

Сжимая рукоять меча, Мегера пятится, пока не исчезает в своей спальне. Креслин остается на месте.

Пойманный в ловушку между солнцем и прибоем, зажатый между прошлым, которого он не создавал, и будущим, которого не мог предугадать, юноша смотрит вслед рыжеволосой женщине, шагающей к башне стражей. К новому аванпосту Западного Оплота.

В зеркале сквозь дымчатое марево виден высящийся над темно-зелеными водами целый лес мачт.

— Скоро… — кивает Высший Маг.

— Что скоро? — спрашивает не отрывающий взгляда от изображения Хартор.

— Скоро мы укроем этот флот и от их глаз, и от их магии.

— Дженред, ты и вправду думаешь, что Креслину не под силу проникнуть под этот покров?

Губы худощавого чародея кривятся в улыбке, но горящие глаза остаются мрачными.