– Вывески? – усмехнулся Мэтью. – «Волшебные мечи, заколдованные топоры»?

– Чтобы люди знали, что это не простое место, что его охраняют потусторонние силы. С другой стороны, – добавила она, – ставлю шиллинг, что рядом с лошадью стоит лоток торговца горячим сидром.

Мэтью рассмеялся. Они принялись за еду и уже через пятнадцать минут покинули трактир. Девушка за стойкой бросила тоскливый взгляд на Мэтью, садившегося в машину. Корделия закуталась в покрывала, автомобиль взревел, и они выехали на сельскую дорогу.

– Грейс, – прошептал Джеймс, загораживая собой дверной проем. – Тебе нельзя здесь находиться.

Она подняла голову, но ее лицо было скрыто широкими полями шляпы, и он не видел его выражения.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала она. – Это очень важно.

Джеймс вцепился в косяк. Череп его словно сдавило железное кольцо, и какой-то чужой, вкрадчивый голос нашептывал: «Впусти ее. Впусти ее. Ты хочешь ее увидеть. Тебе нужно ее увидеть».

– Грейс…

Он не заметил, как она прошла мимо него и очутилась в холле. Он возблагодарил Небеса за то, что Райза сейчас в доме Карстерсов, с Соной. Джеймс захлопнул дверь, не желая устраивать сцену на глазах у соседей, а когда обернулся, то увидел, что Грейс уже скрылась в глубине дома.

«Шах и мат», – подумал он и поспешил за ней. Ей всегда каким-то образом удавалось добиться своего. Проникнуть за стену, которой он оградил свое сердце. Просочиться за стены его дома. Он слышал шуршание ее юбок. Джеймс поймал ее в тот момент, когда она открывала дверь кабинета.

– Не сюда, – резко произнес он. Эта комната принадлежала им с Корделией. Хватило уже и того, что Грейс чуть ли не силой ворвалась в его дом на следующий день после смерти Элиаса. Всему есть пределы, подумал Джеймс. – Идем в гостиную.

Она окинула его долгим любопытным взглядом, но последовала за ним, стуча каблуками по паркету.

Джеймс закрыл дверь гостиной на ключ. Он не заходил в эту комнату после ссоры с тестем. Он заметил маленькую фарфоровую статуэтку, которую опрокинул Элиас, – она так и лежала на полке.

Джеймс собрался с силами и взглянул в лицо Грейс.

– Мы с тобой договорились не встречаться и не разговаривать.

Она сняла тяжелую шубу и осталась в кремовом платье с голубой вышивкой. Платье тесно облегало талию и бедра; ниже колен юбка расширялась, подол был обшит дорогими кружевами.

– Ты мне сказал, что так должно быть, по твоему мнению, – ответила она, – но я не помню, чтобы мы договаривались.

Джеймс облокотился о крышку пианино.

– Я не хочу ссориться, – сказал он, – но это нехорошо, по отношению к тебе и ко мне. Кроме того, Маргаритка этого не заслуживает. Я дал ей обещание и намерен его сдержать.

– Маргаритка, – повторила она, положив руку в перчатке на спинку кресла. – Какое милое прозвище. Мне ты не давал ласковых и уменьшительных имен.

– У тебя достаточно короткое имя, – сухо ответил он. – Ты сказала, что у тебя ко мне важное дело.

– На самом деле, это вопрос. Насчет Люси.

Джеймс удивился.

– С каких это пор тебя интересует Люси?

Каждое лето, приезжая в Идрис, он предлагал Грейс познакомить ее с сестрой, но она всегда отказывалась. Иногда она говорила, что не желает ни с кем делить мгновения, проводимые с Джеймсом, иногда утверждала, что хочет познакомиться с Люси после того, как освободится от опеки матери и сможет открыто говорить о своей любви к Джеймсу. Джеймсу почему-то казалось, что Люси меньше всего хочется слышать о страсти какой-то незнакомой девушки к ее старшему брату, но Грейс была непреклонна.

– Меня интересует ее могущество, – объяснила Грейс. – Я знаю, что Люси, подобно тебе, может видеть мертвых, а ты к тому же можешь путешествовать в царство теней. Люси умеет делать то же самое?

– Зачем тебе это? – ответил Джеймс вопросом на вопрос. – И почему ты спрашиваешь именно сейчас?

– Из-за этих убийств, – сказала Грейс, не глядя ему в глаза. – Это так ужасно… И вот я вспомнила о твоей способности видеть потустороннее царство и его обитателей, и подумала, а вдруг вы с Люси могли бы… увидеть призраки убитых. И расспросить их об убийце.

Как-то уж слишком близко к правде, подумал Джеймс, но не стал делиться своей мыслью с Грейс. Да, кое-что ему было известно, но вряд ли эти сведения могли послужить утешением Грейс. Несмотря на некую неприязнь, вызванную неожиданным вторжением, он сочувствовал ей: она всю жизнь провела взаперти в Идрисе и ничего не знала ни о демонах, ни о преступлениях, обычных для большого города простых людей.

– Мы можем видеть только тех призраков, которые задерживаются на земле по веской причине или связаны с каким-то местом или предметом, – мягко сказал он. – Остается лишь надеяться, что души убитых найдут покой и мы с Люси их никогда не увидим.

Он не мог рассказать Грейс ни о призраке из времен Регентства, ни о фабрике, ни о духе Филомены. Отношения с ней были совсем не такими, как с Корделией.

– Грейс, – сказал он, – тебя действительно тревожит только это? Может быть, у тебя неприятности? Тебе плохо живется у Бриджстоков? Ты несчастлива?

– Несчастлива? – повторила она. – Отнюдь. Могло быть и хуже. Не думаю, что им нравится мое присутствие в их доме, но иного ждать не приходится. Ариадна хочет подружиться со мной и обмениваться секретами, но я не могу стать ее подругой. Я не могу рассказывать ей правду о себе, не открывая правды о твоей жизни, не могу рассказывать о своих страданиях, не выдавая вашей с Корделией тайны. Я никому не могу довериться, мне не с кем поговорить, тогда как ты окружен друзьями.

Джеймс открыл рот, чтобы ответить, но тут же закрыл; по-своему она была права, а он даже не думал об ее чувствах, ему не приходило в голову, что она одинока. Он думал только о ее свадьбе с Чарльзом.

Она шагнула к нему, подняла голову, взглянула в глаза, и сердце Джеймса забилось чаще.

– С Чарльзом я тоже не могу поговорить, – продолжала она. – Он в Париже, а кроме того, мы чужие люди. Я подумала, что, возможно, ты найдешь способ переписываться со мной – какой-нибудь способ дать мне понять, что все еще любишь меня…

– Я же сказал тебе, что не могу этого сделать, – прошептал Джеймс, стараясь не обращать внимания на шум в ушах.

– Ты сказал, что твои понятия о чести не позволяют писать мне. Ты говорил о долге. – Она слегка прикоснулась рукой к его рукаву. – Но ведь наш долг – любить друг друга.

– Значит, ты за этим пришла? – хрипло выговорил Джеймс. – Услышать от меня, что я тебя люблю?

Грейс положила руки ему на грудь. Лицо ее было таким бледным, что казалось фарфоровым – оно было прекрасным, и в то же время неживым, кукольным. Джеймс чувствовал тяжесть браслета на запястье. Это было напоминание обо всех его клятвах, о том, что они с Грейс любят друг друга, о том, что они связаны навеки.