— Патроны есть? — спросил.

— Патроны есть, — повторил эхом и показал полный патронташ.

— Давай меняться, — предложил, указывая на «Москвич». — Мне плащ-палатку, ружье и патроны, а тебе машина, хорошая, правда, без бензина, а так на ходу.

— А так на ходу, — снова повторил, скалясь бесцветной улыбкой. Би-би!

— А мне бах-бах!

Словом, две высокие договаривающие стороны остались довольны. Я разбудил Анечку и коротко поведал о наших дальнейших планах: мы уходим пешком, поскольку это безопаснее, а наш новый друг Федя катается по своему квадрату 23/49 на вездеходе «Москвич».

— Ему же доверенность нужна, — сказала добросовестная девушка.

— Зачем счастливому человеку доверенность? — удивился я. — Посмотри, какой он, — лесник прыгал на сидение и с азартом крутил рулевое колесо, при этом подавая громкий сигнал. — Вот такие были бы и мы, — заключил я, — если бы не сделали то, что сделали.

И, невольно глянув на пепелище костра, мы углубились в утренний лес, где среди деревьев жили диковинные звери, сотканные из тумана и наших детских грез.

План моих действий был незамысловат: мы с Анечкой добираемся до Луговой, там я её оставляю на попечение деда Матвея, чтобы самому начать боевые действия с господином Фастом и теми, кто стоит за его спиной. Анализ всех событий доказывает, что сотрудник ГРУ слишком мелкая сошка, чтобы решать межгалактические проблемы, связанные с НЛО и прочими внеземными технологиями. Подозреваю, что решения принимались на самом высоком государственно-правительственном уровне. Кем? Вот самый увлекательный вопрос. Если получим ответ на этот вопрос, то будет ясно, кто мечтал взять власть в стране. Мечтал — поскольку случились некие необратимые процессы на ночной поляне, о которых знали пока только я и Аня. Наши же недруги пока тешат себя иллюзиями и будут предпринимать попытки к исполнению задуманного.

Меня учили просчитывать действие врага: самое уязвимое место Луговая. Найти мою деревеньку для спецслужб не представляет проблемы. Вопрос в другом: насколько они готовы радикально действовать. Мать, отчим Ван-Ваныч, сестренка Катенька — это хорошие заложники, ими можно выгодно торговать, как курским картофелем на рынке. Так что надо торопиться, если я хочу контролировать ситуацию.

Через час резвой ходьбы по буреломам родного подмосковного леса Анечка поинтересовалась, не заблудились ли мы случайно? Я взял её за руку: прости, забыл, что ты не диверсант. На этом наш марш-бросок закончился — двое вышли из лесу.

На попутном молоковозе мы доехали до шоссе. Веселый и разбитной шофер Коля с щербатым ртом и выцветшим полевым чубчиком на прощание предложил выпить молочка.

— Спасибо, — сказала Анна. — Мне не хочется.

— Лучше водочки, — пошутил я.

— Так сейчас налью, — жизнерадостно хохотнул Коля. — Сделаем коктейлю.

— В следующей, — пообещал я, — жизни.

Потом мы с Анечкой выходим на шоссе. Я вслух рассуждаю, что поскольку денег у нас нет (все мои сбережения остались в НИЦ), то останавливать машины будем стрельбой по колесам. Девочка искренне пугается и открывает сумочку: там несколько ассигнаций импортного происхождения.

— Чувствую себя жиголо, — говорю.

— Кем? — удивляется.

— Потом объясню, — и поднимаю руку (без ружья).

Боже, милая Аня в таком чистом возрасте, что не понимает значение некоторых слов. Впрочем, может это и хорошо, не всем же быть полиглотами в этой жестяночной жизни.

Наконец, не пугаясь моего подозрительного вида, тормозит подержанное «Вольво», за рулем которого находится малохольный малый с мятым лицом после злой попойки. Заметив ружье, спросил: не на охоту ли собрались?

— Да, сезон охоты открылся, — признался, — на волков и медведей.

Водитель удивился:

— А что и медведи здесь живут?

— Процветают, — посмеялся я.

Прибываем в родную Луговую около одиннадцати часов утра. У железнодорожного переезда останавливаемся, Аня выуживает из сумочки пятьдесят долларов, и нам желают счастливой охоты.

Именно этого нам сейчас и надо — удачи на охоте. Вот только бы разобраться, кто на кого охотится?

Мы идем по петляющей тропинке вдоль железной дороги. Пахнет шпалами, мазутом и нагревающейся травой. За заборами лают собаки. Поселок живет своей сельскохозяйственной жизнью: на огородах молятся его жители. Я говорю Анне, что, если вся эта наша космическая эпопея закончится благополучно, то мы с ней купим домик у речке, заведем корову, поросенка, кур, засадим грядки огурцами и будем жить-поживать, да добра наживать.

— Ты делаешь мне предложение?

— Какое предложение?

— Руки и сердца.

Умненькая девочка, такой нечто романтическое брякнешь, и — под венец. Я шутливо отнекиваюсь, мол, вдруг я паду смертью храбрых, а потом сельская жизнь, равно как и семейная, мне пока не по нутру.

— Поцелуй меня, — неожиданно говорит.

— Зачем? — теряюсь; видно, мои мозги окончательно стухли от всевозможных экспериментов, как в настоящем, так и в будущем.

— Дима, — и смотрит капризно, устремляя молодое лицо вверх. Я вижу радужную, как радуга, оболочку глаз, и вижу зрачки, где отпечатываются солнечные крапы, и вижу подрагивающие губы, насыщенные любовью…

— Анна, — строго говорю. — Ты ведешь себя, как маленькая девочка.

Она не слушает и я чувствую вкус её губ — полевой горьковатый вкус. И этот поцелуй у загаженного железнодорожного полотна продолжается то ли несколько секунд, то ли целую вечность. Потом девочка смеется и сообщает, что после этого я обязан на ней жениться.

— Ни за что! — возмущаюсь. — Поцелуй вырван силой.

— А вот и нет! — смеется. — Тили-тили-тесто! Жених и невеста! — и отбегает в сторону, корча смешные рожицы.

— Догоню — отшлепаю.

— Догони.

Нетленная картинка любви: она убегает, он её догоняет. Кто бы поверил, что несколько часов назад мы спасли страну и мир от военной хунты, а теперь дурачимся от всей души. Впрочем, насчет спасения человечества — это для красного словца, хотя чем черт не шутит. Одно бесспорно: нам вдвоем было хорошо этим летнем утром, обещающим жаркий денек.

Пасека деда Матвея находилась в пойме речки Луговина. Как повествует мифология края, однажды прибыло высокое подмосковское начальство и выказало строгое пожелание, чтобы жители разводили пчел, мол, такое веяние времени. Народец почесал затылок и, скинувшись по три у.е., отрядил на это дело Матвеича. Самое удивительное он не пропил эти народные у.е., а, проявив сознательность, завел пасеку сначала из трех домиков, потом пяти… восьми… и так далее.

Всю эту деревенскую сагу я поведал Анечке, когда мы уже шли по берегу речки. К своей родной фазенде не торопился по той причине, что по моим расчетам боевая группа господина Фаста могла прибыть ближе к вечеру. Напомню, фамилию «Жигунов» держал только я, и найти её владетеля на этом краю земли было весьма проблематично. Даже для всезнающих спецслужб.