Впрочем, не будем обобщать — встречаются иногда в галактиках и приятные фруктовые планеты. И одна из таких носит название — Анечка. Повторяю: если повезет и выйду живым из этой сумасбродной переделки… Стоп, сержант! Не говори «гоп», чтобы на твоей могилке радостные гробокопатели не сказали по окончанию работы «хоп». А такую перспективу нельзя исключать.

И поэтому по прибытию к родным панельным стенам проявляю крайнюю осторожность. Припарковав машину под деревьями, долго сижу в металлической душегубке, изучая обстановку. Двор не вызывает подозрений — все как обычно: дети-качели, мамы-коляски, пенсионеры-газеты, дворники-тележки. Окна нашей квартиры плотно закрыты шторами. Потом кажется… дрогнула штора! Или это глаза устали от напряжения?.. Жду. И снова легкое движение за пыльными стеклами. Так, сержант, пора принимать ответные действия. Медленно отъезжаю от дома, делаю круг по микрорайону — подозрительного ничего не замечаю. Затем остановив «жигуленок» за квартал, покидаю его. В руках несу ружье, завернутое в плащ-палатку. Должно, со стороны похож на молодого человека, готовящегося в туристический поход.

Зайдя в крайний подъезд, по лестнице поднимаюсь на последний этаж. Прикладом ружья сбиваю амбарный замок на дверце, ведущей на крышу. Небо близко — можно протянуть руку и взять кусок облака, как сладкую вату. Такую вату мы с Маминым уплетали без меры, когда сидели на детских сеансах в кинотеатре «Орленок». Эх, Венька-Венька, видел бы ты сейчас меня, бегущего по родной крыше, будто по территории, занятой врагом.

Выбиваю ногой очередную дверь. Больше куража, сержант, больше движения. В них заключена твоя победа. Тихо спускаюсь по клавишам лестницы. Знакомые запахи дома раздражают; такое впечатление, что на старом сале жарят кошек, приправленных прошлогодним луком.

Останавливаюсь на площадке между этажами. Перевожу дыхание. Вытащив патроны из патронташа, заталкиваю их за пояс для будущего удобства при скорострельной пальбе. Думаю, в засаде человека четыре-пять. Не увлекайся, сержант, одного вояку необходимо оставить в качестве информатора.

У двери прислушался — тишина. Вставив ключ в скважину, поднял правую руку с ружье на уровень груди. Левой — утопил кнопку звонка. Почувствовал, как нервный и разболтанный звонок ударил по нервам тех, кто томился в ожидание. Когда услышал неторопливые шаги и дыхание человека у двери, пытающего через «глазок» рассмотреть гостя, нажал на спусковой крючок и одновременно повернул ключ в замке.

Выстрел удачен — в глазницу: стопроцентная гарантия ухода в мир иной. Любитель подсматривать в щелочку кровавым мешком заваливается на пороге. Я перепрыгиваю через него и начинаю работать: цель на кухне — выстрел в лоб; цель в коридоре — выстрел в грудь, цель в маленькой комнате — выстрел в пах, цель в гостиной — выстрел в ногу.

Гарь пороха, предсмертные конвульсии тел, брызги брусничной крови на выцветевших пыльных обоях — подобное зрелище не для романтических натур, воспитанных на романах Ги де Мопассана, Онаре де Бальзака и Флобера. К счастью, я их не читал и поэтому был груб, как солдат на передовой Первой мировой, цапнув за грудки полудохлое тело выжившего в русской бойне, гаркнул:

— Где сестра?!

Ответ последовал немедля: на столе запел мобильный телефончик: фьюить-фьюить. Я догадался — меня. Во всей этой нашей love story ко всему человечеству случайностей нет.

— Боец-молодец, — ерничает господин Фаст. — Перестрелял моих людей, как куропаток. Ай-яя, — сокрушается. — Только я приказал не бить по вам, засмеялся, — в интересах нашего общего дела. Нехорошо расстреливать…

— Короче, гнида, — не выдерживаю я, — где сестра?

— Ждет братца. С нетерпением и тетрадкой.

— Какой тетрадкой?

— Жигунов, — обижается сотрудник ГРУ. — Таки не понял, с кем дело имеешь?

Я мог ответить на этот вопрос, да решил не спешить со своим субъективным мнением. Иногда эмоции мешают, как бейцалы плохому танцору, и лучше их держать при себе; речь о чувствах, конечно.

Меж тем, мой собеседник посчитал нужным объясниться: когда ему отрапортовали, что академик за сутки до своей гибели вдруг сел в старенький «Москвич» внучки, вместо того, чтобы ехать на работу на казенно-удобном авто, то вывод напрашивался один…

— А зачем вы его ликвидировали?

— Уверен, что мы?

— Моторы фордовские здесь только на ваших машинах, товарищ разведчик.

— А ЦРУ?

— Хер гну, — выматерился.

Денис Васильевич посмеялся, мол, верить людям надо, однако признался, что, когда академик проблему решил, то дальнейшее его участие в научно-исследовательской проекте могло только помешать. Вредный был старикан, въедливый, мечтал о межгалактических полетах на отечественных «летающих блюдцах», а какие полеты, коль на земле дел невпроворот.

— Новая Энергия — новый порядок?

— Это не ко мне, — проговорил господин Фаст. — Мое дело: безопасность Проекта по элементу 115.

— Плохо 115-й защищали, — позволил съязвить.

— Виноват, не знал, что ты, поганец, такой резвый, как член, — сделал многозначительную паузу, — правительства. Но все возвращается на круги своя: ты нам расчеты, мы тебе сестру.

— А где гарантии?

— Никаких гарантий, — отрезал.

— На кого же ты, сука, работаешь? — позволил грубость с хозяином положения.

— Так я тебе и сказал, любимчик баб-с, — огрызнулся тот. — Смотри, без взбрыков, а то пустим по кругу Катеньку; худоба, правда, да целочка…

— Ты, — сказал я, — труп.

— Ты больше он, чем я, — рассмеялся. — Советую: не прыгай на веточке.

Я промолчал: что такое жизни миллионов неизвестных тебе двуногих тварей по сравнению с бытием одной души, тобой любимой?

— Играй по нашим правилам, жиголо, — продолжает разглагольствовать мой враг, — и ты победишь. — И требует, чтобы я оставил оружие, взял тетрадь и вышел на улицу, где у подъезда меня будет ждать автомобиль.

Не люблю, повторю, когда говорят со мной подобным тоном, да сдерживаю себя, требуя, впрочем, чтобы из квартиры убрали трупы и… стены покрыли новыми обоями.

— Ну, сукин сын, — восхищается полковник ГРУ, — может, тебе евроремонт заказать?

— Я согласный.

— Ну нет слов, — хохочет господин Фаст. — Жаль, что ты по ту сторону фронта…

— Это вы по ту сторону… — уточняю.

— Закончили треп, — и оборвав меня, сообщает, что соседи вызвали службу 02, а с лимитными ментами лучше не связываться: пристрелят, как собаку, и никакое ООН по правам человека не докажет обратное.

В словах агента элитных спецслужб был свой резон и я поспешил вон из квартиры, задержавшись на секунду в коридоре. В маленьком тайнике вешалки хранился дартс — так, на всякий случай. И, кажется, этот случай настал.

Итак, ситуация упростилась до элементарных частиц: обмен одной жизни на жизни миллионов. Имею я права так поступать? Не знаю. Хотя, признаюсь, у меня имеется ничтожный шанс на победу, которым я и должен воспользоваться.