Я сунула в сумку листки факса, Мэй и Энн направились к выходу. Позади них, проходя гостиную, Ричард обнял меня на ходу за талию и притянул к себе. Я шарахнулась в сторону и толкнула один из одноногих столиков. Он рухнул — слава Богу, на диван, а не на пол. Ричард бросился поднимать, поскользнулся на глянцевой журнальной странице и, восстановив равновесие у самого пола, ловко сел на ковер.

— Damn, — чертыхнулся мой как бы жених. — All these damned things — always, everywhere! [157] — он отшвырнул ногой раскрытый журнал, взглянул на него и замер. Все еще сидя на ковре, поднял голову — медленно, осторожно — и наши глаза снова встретились.

— Анна, это ровно ничего не значит, — сказал он тихо и отчетливо. — Я должен объяснить прямо сейчас, пока мы одни. Ни-че-го.

— Не нужно ничего объяснять, — перебила я. — Я ничего не спрашиваю. Ни-че-го. — И я быстро вышла следом за старшими дамами. А как мне так хотелось остаться!

Я ускорила шаг, пронеслась вниз по лестнице и почти выскочила на площадку перед дверью. Энн и Мэй стояли у красной машины. Я быстро пошла к ним. Позади слышался скрип гравия: Ричард был за спиной. Но я уже разговаривала с Энн.

— Жду вас завтра, мои дорогие, — ее голос звучал по-прежнему мерно и чисто, и слова падали, как капли в холодное прозрачное озеро. — Поцелуйте от меня мою Catherine! — и старая дама не оборачиваясь поднялась по ступенькам и скрылась за тяжелой темной дверью своей серой крепости.

Ричард резко повернул ключ, и красная гоночная с ревом покинула пределы усадьбы Ферлоу.

— Анна, будь добра, прочитай весь факс целиком, — Мэй приспустила стекло, закурила и села ко мне вполоборота, — Ричарду так, наверное, легче будет сориентироваться, правда, дорогой?

Ответом был его молчаливый кивок. Все повторялось: как прежде, я сидела сзади, как прежде, глядела в затылок красивого и вновь недоступного мужчины, отгороженного от меня пределами своего сказочного мира. Надежней, чем Спящая Красавица в сером замке за переплетением диких роз, — подумала я, глядя на бесконечные зеленые изгороди, проносящиеся за окном. Боярышник уже отцветал, но нежные лепестки собачьей розы, почти белые у основания и залитые страстным румянцем по краям, были еще свежи. День выдался безнадежно серый. «У тебя, Аньк, фрустрация, — проскрипел у меня в памяти голос Валерочки. — Фрустрация — она опасная очень». Ничего не нужно, потому что все недоступно. Все надоело, от всего устала. Пусть, пусть везут от старушки Энн к старушке Кэтрин, потом назад, к старушке Энн… Сколько бы я ни металась по Англии, все равно останусь за изгородью. А замок Англии, настоящей Англии — внутри. Что ж, показалось, что поцеловала Спящего Красавца, но он, как все Спящие, и прежде не дремал… Я представила, чем занималась сестра его Красавица, прежде чем юркнуть в кровать, спрятаться за пологом и закрыть глаза, заметив, что Принц уже рядом — зажмуриться, но не до конца, и ждать поцелуя…

— Анна, что с тобой, дорогая? Нам пора выбирать магистраль! Ричард, слушай!

Листки факсовой бумаги развернулись с шелковым шелестом, и, еле разбирая тонкие линии птичьих набродов, я стала читать совершенно странные указания, тоже какие-то сказочные:

«From Salisbury — take A303. Continue following signs for Exeter, but do not miss roundabout signed to M.S. motorway, taking A358 (towards Taunton). Follow to M.S.Junction 25, turning to Exeter and S.W…»… И так далее, еще страницы две. Я поняла только последние строки:

«Large amount waiting for Richard. It will be well deserved. Milk shake for May — she will have had too much.

Bon voyage. Catherine» [158].

— О! О! — сказали Ричард и Мэй хором. Ну и ну, — подумала я, — такое задание и для волшебной сказки трудновато! Не легче, чем за одну ночь отделить мешок маковых зернышек от проса… За одну ночь… Всего одну ночь… Целую ночь… — Тут я тряхнула головой. Ричард посмотрел на меня в зеркало заднего вида, и я невозмутимо вернула ему взгляд, чуть улыбнувшись — я постаралась сделать это так же безмятежно, как мисс Александра Мортон, Золотая Маска, Опытный Наездник и Распорядитель Псовых Охот.

Впрочем, — продолжила я про себя, — читая вслух распоряжения царской внучки, я почти ничего не поняла. Ясно прозвучали только две последние фразы.

Красная машина летела по серым дорогам, обгоняя длинные большегрузные фуры дальнобойщиков, специальные фургоны для перевозки лошадей и вообще все, что двигалось медленнее, то есть все вообще. Мэй постепенно погружалась в сон и так же неторопливо из него выныривала — так странствует в океане большой кит. Время от времени Ричард просил меня вернуться к факсу, и я строгим голосом перечитывала для него нужные указания. Он был серьезен и собран. Под тонкой рубашкой неподвижно застыли мускулы. В салоне красной машины чувствовался сладковато-терпкий запах новой, еще не выветрившейся кожи и нарастающее напряжение. Мне казалось, что каждое мое движение, даже самое легкое, его усиливает. Как, впрочем, и неподвижность — она так же ощутимо электризовала воздух. Если бы не Мэй, — пришло мне в голову, — мы не уехали бы дальше первых попавшихся густых кустов. Я украдкой посмотрела в зеркало и увидела, как Ричард закусил губу. Одна Мэй была свободна и спокойна. Довольно скоро это выразилось в том, что она потребовала пищи. У ближайшей заправки Ричард затормозил, и мы получили по толстому сэндвичу в пакете. Ричард отказался — сказал, что сил у него и так хватает, а от сэндвичей в пасмурный день тянет в сон. Я съела свой из принципа. Из какого, мне было не ясно, но съела — и, как ни странно, тоже почти успокоилась. К тому же Мэй налила мне водки в серебряную стопку — из серебряной походной фляги, с которой она была в путешествиях неразлучна. Две стопки хранились вместе с фляжкой в специарльном футляре. Водку я не отвергла, все из того же принципа. И что же — простые вещества еды и толика спирта окончательно вернули меня к себе.

В прекрасном настроении, покуривая «Silk Cut», мы с Мэй наблюдали, как заметно меняется страна, по которой Ричард, закусив губу, мчит наш корабль к югу, минуя перекрестки и эстакады, знаки и повороты. В воздухе — даже в бензинном ветре автострады — с каждой милей разливалась нежность. Наконец мы съехали на грунтовую дорогу, и серый мир асфальта остался позади. Зеленым здесь было все, кроме неба и овец. Мы поехали медленней — и не удивительно, ведь овцы внезапно появлялись то спереди, то сзади. Не раз красная машина попадала в середину блеющего стада и вынуждена была передвигаться с его скоростью. Где-то громко ворковали горлицы. Мэй опустила стекло, а за ней — и я.