– Позовите его к телефону, пожалуйста, – задушевно попросил Андреянов.

– Кто спрашивает?

– Скажите – Толик.

– Толик? – удивленно повторила секретарша. – А фамилия ваша как?

– Борис Борисович отлично знает мою фамилию, уверяю вас, – ухмыльнулся Андреянов. – И советую поторопиться, барышня: ваш начальник будет очень огорчен, если не сможет поговорить со мной как можно скорее.

– Борис Борисович! – крикнула секретарша. – Вас спрашивает какой-то человек, говорит, что он Толик. Будете говорить?

Ответа Лозикова Ромашов не слышал, однако, судя по тому, как поспешно женщина сказала:

– Переключаю! – ее начальник просто жаждал пообщаться с неведомым Толиком.

– Привет, Борис Борисович! – жизнерадостно воскликнул Андреянов. – Узнаешь старинного друга Толика?

Он предостерегающе глянул на Ромашова, и тот отошел на шаг. Похоже, Андреянов не хотел, чтобы Ромашов слышал его разговор с Лозиковым. А впрочем, и так все было понятно по отдельным репликам.

– Что? Голос, говоришь не изменился? – продолжал Андреянов. – Да я и сам почти не изменился, в чем очень бы хотелось тебя убедить. Мы тут с товарищем проездом, в гостиницу идти неохота, охота поспать в приличной квартире… И проголодались мы, а талонов нам наши растяпы-бухгалтерши забыли, понимаешь, к командировочным удостоверениям прикрепить. Найдется ли в это трудное время в моем родном городе приличный ресторанчик, чтобы старинные друзья могли встретиться и выпить за это дело? Что? У тебя дома будет удобней? Отлично. Тогда как договоримся? Мы-то? Мы около вокзала топчемся. Помню ли я, где находится Губапсбыт? Да вы в уме, товарищ Лозиков? – Андреянов залился издевательским хохотом. – Как же это я могу забыть, где находится такая важная горьковская организация?! Но я бы предпочел там не появляться. Лучше сразу поехать к тебе домой. На трамвае?.. Ишь ты, а личной машиной не обзавелся, что ли? Неужели уволил Сидорова? По-прежнему возит начальника? О, да ты молодец, Борька!

Андреянов даже засмеялся от радости и, прикрыв мембрану ладонью, громко шепнул Ромашову, который, впрочем, и так это понял:

– Сидоров по-прежнему работает! Это великолепно!

И он снова вернулся к разговору с Лозиковым:

– Ну, значит, договорились. Через полчаса-час мы у тебя, на Минина. Привет секретарше! Она хорошенькая? Повезло тебе!

Андреянов повесил трубку и повернулся к Ромашову:

– Готов спорить, что секретарша у него – пальчики оближешь и что он с ней спит. Я тоже брал к себе в приемную только хорошеньких и спал с ними напропалую. Ах, с кем же я только не спал!

Андреянов мечтательно облизнулся с видом мартовского котяры-гуляки и вдруг лукаво усмехнулся:

– А на тебя, Колдун, тоже бабы заглядываются!

Ромашов вытаращил глаза, вдруг вспомнив Люсю Абрамец: единственную «бабу», которая, если так можно выразиться, на него «загляделась». Откуда про нее известно Андреянову?!

А тот уже ухмыльнулся издевательски:

– Что, обрадовался? Зря! Это была какая-то старушонка.

И захохотал, но в следующую секунду голос его резко изменился:

– А сейчас, пока Борька улаживает свои сердечные дела, дай-ка мне еще пятнашку. Хочу услышать милый, незабываемый голосок той, с кем я тоже спал… И из-за кого угодил в места не столь отдаленные.

«Он хочет позвонить Ольге Васильевой!» – насторожился Ромашов, не зная пока, на пользу ему пойдет этот звонок или нет.

Андреянов начал было набирать номер, но остановился и передал Ромашову через выбитое окно телефонную трубку:

– Давай-ка лучше сначала ты с ней поговоришь. А я послушаю. Уверен, что мой голос она не забыла! Как бы не перепугалась раньше времени. Я хочу ее глаза видеть, перед тем как мы сведем старые счеты.

В одно мгновение из весельчака, насмешника и увальня Андреянов превратился в другого человека: злобный прищур, хищный оскал, дрожь скрючившихся от ненависти пальцев…

Ромашов повидал уже немало разных «андреяновых» – многообразных превращений своего случайного приятеля и сообщника словно бы в другого человека, – однако перевоплощения гуляки-котяры в разъяренного зверя, который вот-вот вонзит клыки и когти в жертву, – этого ему видеть еще не приходилось.

«Да он помешан на своей мести! – мелькнула в мозгу Ромашова догадка. – Он потому так легко отказался от задания Штольце, что для него самое главное – найти эту Ольгу Васильеву и отомстить ей! Ну что ж… Это совсем неплохо. Пока он будет разбираться с Ольгой, я разберусь с детьми».

Он удовлетворенно кивнул своим мыслям, а Андреянов понял это как его согласие первым поговорить с Ольгой.

Он сам набрал номер и склонился к трубке, чтобы не пропустить ни слова.

Гудки, гудки… Ромашов уже решил было, что дома никого нет, однако трубку, наконец, взяли.

– Алло? – произнес хрипловатый, надтреснутый, отнюдь не молодой голос, при звуке которого Андреянов насторожился и выдохнул в самое ухо Ромашова:

– Скажи, что номером ошибся. Спроси, кто тут живет и все такое!

Тот кивнул, усмехнувшись свысока: таким фокусам его учить не надо было, школу 2-го оперативного отдела НКВД прошел солидную! – и проговорил вежливо:

– Здравствуйте. Если не затруднит, пригласите, пожалуйста, Дмитрия Александровича Егорова.

Произнес это имя – и чуть не плюнул с досады. Вот ведь причуды подсознания! С какой бы радости вспрыгнуло на язык имя Грозы?! Никуда от него не деться! Ну, надо надеяться, завтра, когда он покончит с его детьми, воспоминания о старом друге-враге перестанут его терзать!

– Дмитрий Александрович все еще в Сарове, – ответил женский голос. – Обещал заехать на днях, сегодня-завтра. Что ему передать, кто звонит?

Ромашов оторопел. На секунду им овладела бредовая мысль: ненавистный Гроза жив, он просто обвел всех вокруг пальца, он скрылся в городе с этим нелепым названием и нашел своих детей! Очень может быть, что и Лиза… Лиза жива! Но тут же Ромашову вспомнилась та июньская ночь 1937 года, когда он был доставлен в морг для опознания изуродованных выстрелами трупов Дмитрия и Елизаветы Егоровых, – и до него, наконец, дошло, что имеет место быть самое элементарное совпадение.

Егоров – очень распространенная фамилия. Что же удивительного, если даже в Горьком найдется несколько десятков Егоровых, и один из них будет зваться Дмитрием Александровичем?

Успокоившись, он только хотел поблагодарить женщину и повесить трубку, как вдруг Андреянов выхватил ее из его рук и быстро спросил:

– Извините, это квартира Васильевых?

– Да, – ответила женщина хрипло – и вдруг воскликнула с отчаянной надеждой:

– Толик? Анатолий?

– Фаина Ивановна? – сдавленным голосом проговорил Андреянов. – Тетушка дорогая?! Это ты?! Жива? Вышла? Но что ты делаешь у Васильевых, скажи на милость?