Обновлённая Мариэль казалась ему интересной, и всё же прежний опыт общения с ней пугал перспективой оказаться в дураках и, что ещё хуже, последствия могли зацепить Люсиль. Воспоминания к Мариэль хоть и медленно, но возвращались, и если он сейчас даст ей надежду или, ещё хуже, поддастся в игру, – что будет потом?

Ведунья, которую матушка для развлечения пригласила на злополучную Ночь горги, увидела эти сомнения, хотя он не спрашивал про Мариэль. Он вообще ничего не спрашивал: больно надо играть в детские игры! Сел напротив, позволил изучать себя, ведунья рассматривала его долго, пристально, удовлетворённо кивнула, как будто её мысли совпали с наблюдениями, спросила:

– Хочешь что-нибудь узнать?

– Нет, – просто ответил он. За двадцать лет ему суеверий матери хватило с лихвой. Не хотелось перебирать это добро ещё и на стороне.

Ведунья легко усмехнулась:

– Хорошо, молодец. Тогда прими совет просто так. Человек способен побороть свои слабости, но порой сложно отличить слабость от силы, а сомнение от рассуждения. Помни в этих случаях: не совершает ошибок тот, кто ничего не делает. Выводы рождаются от действия…

Он тогда плечами пожал, не придавая значения пустым словам, а сегодня, когда на него насели трое: Антуан, беспокоившийся за сестру, рациональный Ленуар и даже Люсиль, уставшая от выходок Мариэль, – с такой поддержкой легче было решиться. В то, что результат может получиться неожиданным, он не верил. В крайнем случае, сказал Анри, подразумевая под этим словом совпадение магий, нужно помнить, что даже магия может ошибаться. Главное – не дать Мариэль ложной надежды. Всё пройдет, как надо, если он сделает всё правильно, хладнокровно и не торопясь.

– Ты боишься? – спросил, внимательно разглядывая лицо; пытался найти признаки притворства и не находил. Её растрёпанные локоны качнулись неопределённо. – Всё будет хорошо. Ты получишь ответ на свой вопрос, Мариэль, и тебе станет легче.

«Или вам всем станет легче?» – договорила про себя она. Значит, Ленуар убедил Армана – какая подлость! Доброжелатели спасают её чувства, одновременно не щадя их.

Слёзы обиды сорвались с ресниц, и следом набухли новые. Арман тыльной стороной руки отёр её лицо:

– Успокойся. Это займёт несколько минут, – он запечатал дверь от вторжения, улыбнувшись пологу тишины, притянул было девушку к себе, но она непонимающе отстранилась. – Иди ко мне, я не хочу, чтобы ты отвлекалась на неудобное положение.

Подхватил Мари и усадил себе на колени. Можно было приступать, но он медлил, ибо видел: та, что неотступно преследовала его несколько лет, не готова. Не готова, шархал побери! Так играет или нет? Эта мелкая дрожь под тонкой тканью, закушенная губа и руки, висящие плетьми… Играет?

Он провёл большим пальцем по губам, расслабляя их. Мариэль подняла ресницы, и её взгляд обжёг, не насмешкой, не страстью – что-то похожее на страх, неуверенность и страдание плескалось в глазах, смешиваясь. Она боялась его? Она, час назад ударившая принца, перед которым лебезили все? Она, которая там, под ветками дерева, шутила и дразнила его? Или это страх перед поражением?

О, Владычица, пусть она не просит дополнительной попытки, когда увидит, что их, Армана и её, магический свет разный!

Арман приблизил к ней своё лицо, а она немного отстранилась. Он ждал, прикрыл глаза, чтобы не смущать её взглядом, и Мари потянулась, медленно. Сначала одна рука поднялась, скользнула по локтю, к плечу, неловко пальцем коснулась шеи, не подозревая о мурашках, устроивших марш по проложенному рукой маршруту, и зарылась пальцами в волосы, перебирая короткие пряди. Вторая рука повторила путь первой. Это было приятно, но, слава Владычице, не лишало разума.

Поднял взгляд – глаза в глаза. Она искала что-то в его лице, как будто пыталась запомнить. Нужно было расслабиться, и Арман погладил тыльной стороной согнутых пальцев скулу, щеку девушки. Глаза её сами собой закрылись, голова повернулась и поймала губами руку, поцеловала и потёрлась щекой об неё. Одна из рук Мари перестала гладить волосы и перехватила его пальцы у своего лица.

Он наблюдал странную игру с его рукой – лёгкие, как прикосновения снежинок, поцелуи подушечек пальцев, кисти, ладони и попутное трение щекой о них, как это делают абитаты, ласкаясь к хозяину. Выглядело несколько забавно, необычно и… контроль над телом пропадал, неудобно стало сидеть. Арман с трудом заставил себя остановить эту отвлекающую от главной цели игру и забрал руку.

Потянулся вперёд и нажал рукой на спину в области дрожащих лопаток, чтобы не убежала, не отвернулась в нужный момент. Приблизил лицо.

Губы соприкоснулись дыханием, щекоча чувствительную кожу. Мари не поддавалась, не делала первого шага. Да сколько можно тянуть? И он накрыл своими губы Мари, одновременно ощущая и то, как они раскрываются, и то, как её пальцы перебирают его волосы на затылке, несмело надавливая на него, намекая на желание усилить прикосновения.

Зараза Мариэль! Иная, не похожая на Люсиль, вечно дразнящая, выводящая из состояния равновесия. Заставляющая испытывать набор эмоций, к которым он не был готов. Выбешивающая и постоянно испытывающая его.

Как было просто и понятно с солнечной Люсиль, согревающей своим взглядом и обволакивающей своей улыбкой! Поцелуи с ней успокаивали, дарили надежду и не порабощали его тело до безумия, что ему нравилось. Люсиль позволяла ему сохранять хладнокровие – то, к чему он привык и в чём нуждался. Золотоволосую не хотелось догнать и отшлёпать за шалость. Её просто не хотелось обижать.

Но эта же, зараза, напрашивалась. С тех пор, как приехала Люси! Ревновала по-детски глупо, делая так, что на неё невольно обращали внимание, отрываясь от созерцания солнечной красоты милой послушной девочки. Порой Арман не знал, как реагировать на её выходки, потерялся и сейчас.

Арман не хотел, но знал, что без полного расслабления свет магий не раскроется, не пойдёт навстречу друг другу. Поэтому позволил затянуть себя в омут чувственности, чтобы ускорить событие, ведь магия Мари начинала откликаться, а он всё ещё находился на стадии сомнения перед главным прыжком.

Поцелуи становились глубже, дыхание (его или её?) сбилось на нет, теряя привычный ритм, а когда стон извне проник внутрь и смешался с его – Армана выкинуло в другую реальность.

Он стоял босиком, в коротких летних штанах и тонкой рубашке на мягкой, ласкающей ступни, траве. Перед ним и вокруг него благоухал весенний сад в цветочной пене, взбитой солнцем. Перепутать было невозможно: то были розовые вишни, деревья с тонкими стройными стволами, тянущими свои руки к небу. Лёгкий бриз нежно подхватил немного лепестков и закружил вокруг Армана. От этого аромата волна щекотки поднималась в животе, дошла до грудной клетки – и затопила счастьем.

Он раскинул руки и упал в щедро писыпанную лепестками траву, улыбаясь: во всём теле перекатывалась волнами лёгкость.

– Отдаю тебе большую часть дара по собственной воле, прими его! Бери и помни! – шепнул знакомый голос-ветерок над его губами, и Арман вздрогнул от нового ощущения наполняемости чем-то значимым, тягучим и одновременно прозрачным – божественно прекрасным, как жидкие сурьянские кристаллы.